Гендель и Глюк в нашем представлении занимают второй ряд классиков и выглядывают из‑за фигур Баха, Моцарта и Бетховена. Их музыка звучит гораздо реже и имена не на слуху. Подробности биографий и характеристики творчества скрываются в тумане веков, и мы знаем о них совсем мало. Книги музыковеда Ларисы Кириллиной восполняют этот пробел. Специалист по музыке Бетховена и автор его подробного жизнеописания, она обратилась теперь к его предшественникам.

Жизненный путь и Георга Фридриха Генделя, и Кристофа Виллибальда Глюка описан с максимальной полнотой. Что представляется особенно важным, композиторы показаны на фоне своего времени. Например, что касается Генделя, в книге о нем дается подробный рассказ о жизни Англии того времени, ее политических и иных перипетиях. Впрочем, и из повествования о Глюке мы много узнаем, например о культуре Вены во второй трети XVIII века или о Париже 70‑х годов того же столетия.

Гендель, которому еще при жизни был поставлен памятник, что подчеркивает автор, занимает уникальное место в европейской музыкальной культуре. Он одновременно принадлежит музыке и Германии, и Италии, и, конечно, Англии, где считается национальным классиком. Феномен британской музыки еще требует своего разъяснения: почему страна два века молчала, не порождая своих талантов, и была вынуждена обходиться иностранцами? Лариса Кириллина повествует об истории всех постановок опер Генделя, о судьбе произведений уже после смерти композитора, как того же «Мессии». Она вполне убедительно объясняет причины его эволюции от опер к ораториям.

В книге немало тонких музыкальных замечаний, например, об аутентичном исполнении произведений Генделя, о переработке их Моцартом в духе венского классицизма. Очень интересный сюжет, мимо которого Кириллина, к счастью, не прошла, это невстреча Баха и Генделя и в связи с этим детальное сопоставление двух гениев‑одногодков. Следует заметить, что год их рождения – 1685 был особенно богат на музыкальные таланты, ибо в том же году родился и Доменико Скарлатти, композитор вполне их уровня. Автор в связи с этим анализирует пьесу Пауля Барца «Возможная встреча» и фильм Козакова «Ужин в четыре руки», посвященные Генделю и Баху. Разбирается и творческое взаимодействие Генделя с Пьетро Метастазио, которого Кириллина причисляет к гениям, что, наверное, является преувеличением. Не обходит автор и загадки личной жизни Генделя, никогда не бывшего женатым и не имевшего детей. Представляется, что он скорее всего был не гомосексуалистом, а просто асексуалом.

Фактических ошибок у Кириллиной почти нет, разве что композитора Джона Блоу она назвала Уильямом. Думается, не стоило переводить цитируемые стихи в рифму – явно архаическая практика. Режет глаз модернизация устоявшихся имен и названий: Чарльз Стюарт, а не Карл, «Уэйкфилдский священник», а не «Векфильдский», а также употребление современной лексики в отношении событий прошлых веков – сиквел, кастинг.

Почти через 30 лет после Генделя родился реформатор оперной сцены – Глюк. Кириллина как разбирает происхождение Глюка, в том числе легенду о том, что чешский язык был для него родным, так и задается вопросом о его национальном самоопределении: австриец, немец, чех? Впрочем, последнее следует исключить априори. Любой культурный человек в те времена назвал бы себя в лучшем случае «богемцем», даже если бы имел чешскую кровь. Вообще пример Моцарта, Бетховена, Брамса достаточно поучителен и показывает всю условность определений – почему мы считаем первого, прожившего в Вене всего лишь 10 лет, а до того – подданного архиепископа Зальцбурга, австрийцем, а второго и третьего, проживших в ней более 30 лет, – немцами?

Глюк принадлежал уже к совсем другому поколению, и об этом ясно говорят его отношения с величайшими немецкими поэтами своего времени – Клопштоком, Виландом и даже Гете, к которому он обращался с просьбой написать стихи на смерть своей приемной дочери. Так от композитора XVIII века перекидывается мостик в XIX век, в первой трети которого Гете еще активно творил. Во времена же Генделя композиторы с поэтами не стремились общаться, пребывая в разных сферах. Глюк проделал интересную эволюцию: начав с опер на итальянском, он затем обратился к либретто на французском, а в конце жизни писал уже и на немецкий текст. Как и Гендель, Глюк принадлежал к нескольким культурам сразу.

В книге есть несколько увлекательных сюжетов – это и повествование об авантюристе Кальцабиджи, авторе либретто «Орфея и Эвридики», и война глюкистов и пиччинистов в Париже, и разбор того, как было присвоено дворянство Глюку. Вслед за героем мы переносимся из Вены в Париж и обратно, узнаем о нравах при дворах в обеих столицах. Из недостатков можно отметить ошибочное отнесение Турина и Венеции к австрийским владениям, а история про никак не завершенный брак Людовика XVI закончилась на самом деле не операцией, а советом деликатного свойства, данным монарху братом Марии‑Антуанетты.

В завершение хочется пожелать автору написать еще книгу про Гайдна – третьего из классиков второго ряда того времени, достойного стоять вместе с Генделем и Глюком.

Максим Артемьев

«НГ – Exlibris»