Иван Родионов — об «Очарованных странниках» Василия Авченко.

Иван Гончаров, Антон Чехов, Владимир Арсеньев, Олег Куваев, Джек Лондон, Михаил Пришвин, Арсений Несмелов...

Книга «Литературные первопроходцы Дальнего Востока» (вышла в «ЖЗЛ», а также вне серии – как «Очарованные странники». – прим. ред.) Василия Авченко квинтэссенция, концентрат ключевых тем, волнующих писателя. И они, как в матрешке, следуют одна из другой, только в обратном порядке — от меньшей (что не означает «менее важной») к большей.

Одна из таких тем — методичное, скрупулезное нанесение Дальнего Востока на литературную карту России. Если точнее, даже не нанеcение — контуры и крупные детали давно прорисованы, что убедительно доказывает, например, рассматриваемая нами книга, — но штриховка, уточнение. Тонкие и точные иероглифы пространства: «Дальний Восток остается потаенным, полускрытым. Напоминает айсберг или подлодку. О Москве и Петербурге веками пишут тысячи отличных авторов — в Зауралье до сих пор полно белых пятен».

Вторая тема, напрямую связанная с первой, — важность региональных, самобытных культур России. Без привязки к географии, обычаям, природе, особенностям языка искусство (и литература — в частности) беднеет, а порой и выхолащивается: «Литературная освоенность российских территорий неравномерна. Если Днепр, Дон, Колыма навсегда поселились в нашей словесности, то кому известны Яна, Алазея, Оленек, не уступающие “великим европейским рекам”? Волга впадает в Каспийское море — а куда вливается грандиозная Обь? Черное море описано вдоль и поперек — а как быть с Беринговым, Охотским, Японским?»

Наконец, самая крупная матрешка. Парадоксальная, если вдуматься, мысль: по Василию Авченко, расцвет региональной культуры, провинциальных «литературных школ» не только способствует нанесению этих самых культур на единую карту единой страны, но и прочнее связывает частное с общим. Казалось бы, все должно быть ровно наоборот: пестование различных географических и этнических особенностей приводит к расцвету культурного (а иногда, увы, не только культурного) сепаратизма. Такое случалось не раз — и совсем недавно. Мы — наособицу, потому что мы — другие.

К счастью, так бывает не всегда: все зависит от подхода. Культура  непохожих друг на друга провинций, земель, краев и республик может питать культуру единой Империи: «Литература — способ осознания времени и пространства. Если территории или события нет в хорошей книге, вовремя написанной, прочитанной и усвоенной, — можно сказать, что их нет вообще».

Теперь о сюжете «Первопроходцев». Без первого слова в названии можно было бы предположить, что речь в книге пойдет о наших знаменитых путешественниках. Но слово «литературные» меняет многое. Вот Иван Гончаров, иногда представляющийся и его современникам, и нам (вот она, сила искусства!) то ли принцем де Лень, то ли Обломовым. Он отправляется в знаменитое путешествие на фрегате «Паллада» и обретает в нем, по прекрасному флотскому выражению, приводимому Василием

Авченко, «морские ноги». Он становится маринистом, естествоиспытателем, едва ли не геополитиком. И, конечно, исследователем Дальнего Востока и автором замечательных записок о нем — хотя и несколько идеализированных.

Гончаров-пассионарий. Каково?

Вот Антон Чехов. «В России мощная школа тюремной литературы», — пишет Василий Авченко. Но чаще она, в диапазоне от протопопа Аввакума до Варлама Шаламова, если так можно выразиться, «тюремная поневоле». Случай Чехова же — иной. Он добровольно едет буквально на край света и с помощью литературы натурально пристегивает Сахалин к материку Россия. Он изучает не только каторгу, но и Сахалин как таковой. Хотя достается острову от остроязыкого доктора не хуже, чем его родному Таганрогу, — тут и интеллигенция «от утра до ночи пьет водку», и женщины «жестки на ощупь».

Затем пришла революция — и на Дальний Восток потянулись ее очарованные странники. Удивительное это было явление — массовое активное киплингианство послереволюционных лет.

Вот Владимир Арсеньев. Молодой человек, военный, как-то еще при царе попросивший о переводе из Польши на Дальний Восток — и оставшийся.  Строго, педантично и при этом одухотворенно населявший тайгу ее удивительными героями. Отважный воин и неутомимый исследователь, он стал настоящим дальневосточным «гением места». И «Дерсу Узала», и «По Уссурийскому краю» — лучшее тому подтверждение. Впрочем, не только они. Или вот... Ну, Джек Лондон, к примеру. Американец, ставший, по словам Василия Авченко, «одним из основоположников “дальневосточного текста”». Казалось бы, что он Гекубе — и что ему Гекуба? Но читаешь и понимаешь — он в этом ряду как влитой (и не только потому, что на Дальнем Востоке бывал и в текстах своих его описал). Всю жизнь бежавший — что в книгах, что в реальности — от комфортных Юга и Запада на непредсказуемые и опасные Север и Восток. Бежал в Приморье — транзитом через «производственную командировку» в Свердловске и Михаил Пришвин. Бежал по тропам арсеньевских  очерков.

Бежал от рапповцев, классовой борьбы, дурных предчувствий — к себе и своему любимому делу. И нашел — и то и то. Нашел свой «камень-сердце». И ответил — повестью «Женьшень», очерками, формулированием  своеобразной «философии Дальвостока». Именно здесь Михаил Пришвин обрел свой заслуженный... нет, не свет, но покой.

Вот храбрый, непримиримый и трагический поэт Арсений Несмелов, уверенный в том, что «до самой смерти ничего не будет», — и умерший в тюрьме приморского поселка. Выброшенный из литературы, он все же вернулся на литературную карту Дальнего Востока — и всей страны.

Ну и, конечно, как в подобном сборнике без Олега Куваева? Василий Авченко (в соавторстве с Алексеем Коровашко) уже писал о его фантастической судьбе: книга «Олег Куваев. Повесть о нерегламентированном человеке» (Редакция Елены Шубиной, 2020) стала заметным литературным событием прошлого года и вошла в шорт-лист премии «Большая книга».

Так кто же все-таки кого красит: место — гения или гений — место?

Или это сообщающиеся сосуды — красоты и искусства, величия и вдохновения?

В любом случае, нельзя не согласиться с еще одной авторской ремаркой: «Тем радостнее видеть, как настольные авторы приписывают свои сокровенные периферии в литературе».

Уверен: лет через… десять следующий автор сборника, схожего по жанру с «Литературными первопроходцами Дальнего Востока», обязательно посвятит одну из глав книги жизни и творчеству Василия Авченко.

Иван Родионов, «Юность»