Интервью с Геннадием Прашкевичем в газете "Ведомости" (Новосибирск)

 Выдающийся писатель-фантаст, поэт и переводчик, обладатель множества отечественных и международных литературных премий Геннадий ПРАШКЕВИЧ приехал в Новосибирск полвека назад. Он много путешествует по миру, но каждый раз возвращается, чтобы жить и работать здесь.

Люди-площади

— Геннадий Мартович, вы помните, как впервые приехали в Новосибирск?

— Это было в 1958 году, я приехал, чтобы работать в институте геологии. Никого здесь ещё не знал. В кармане у меня лежало письмо к известному сибирскому геологу Геннадию Львовичу Поспелову от академика Дмитрия Ивановича Щербакова. И вот когда я сошёл с поезда, была ночь, я прошёлся до коммунального моста, увидел невероятное количество огней, все они отражались в воде. Это было очень красиво! Я стоял и думал, куда же меня принесло, как выжить в таком огромном городе?! Здесь миллионы людей, как познакомиться хотя бы с кем-то?

— Вам в это время, как я понимаю, было 17 лет?

— Да, это было ужасное чувство, я его до сих пор помню. Многие переживают, когда приезжают на новое место учиться или работать. Сейчас меня уже на улицах узнают, а тогда никакого опыта городской жизни у меня просто не было. Я приехал из маленького железнодорожного городка Тайга (Кузбасс). Хотя уже бывал в экспедиции и в Москве в гостях у Ивана Антоновича Ефремова, писателя-фантаста, учёного-палеонтолога… Новосибирск меня всю жизнь поражал. Пока я был молод, активно изучал город. Мы тогда работали в здании на Советской, 20, поскольку наш институт в Академгородке ещё только строился. Временами город казался мне мрачным, бетонным, непригодным для нормальной уютной жизни. На всём его облике сказывалось бремя войны, когда всё было нацелено на то, чтобы здесь работали заводы, когда люди вставали в пять утра и до двенадцати ночи стояли за станками, точили снаряды, а потом тут же, у этих станков, ложились спать… И вот среди этих мрачных зданий вдруг открывались удивительные уголки, к примеру, Сад Дзержинского, где были фонтанчики, танцевальная площадка с эстрадой, кругом зелень. Мы с друзьями иногда приезжали туда погулять. Ещё у меня был хороший приятель — Вадим Синдюков, он жил в Кривощёково, на той стороне реки, там, где сейчас площадь Станиславского. Это была совершеннейшая провинция, стояли деревянные домики, и можно было побродить между парников и грядок. Потом всё изменилось, появилась площадь, выросли дома. И это место снова мне было дорого, потому что в одном доме жил мой друг Илья Фоняков, поэт и журналист, в другом — уважаемый мною Юрий Михайлович Магалиф, поэт, писатель и сказочник, а в третьем — поэт Нелли Закусина.

— Для вас город — это, прежде всего, люди?

— Да, нашему городу, может быть, не очень повезло с выдающимися архитектурными ансамблями, хотя есть замечательные здания, построенные архитектором Андреем Дмитриевичем Крячковым, например, тот же 100-квартирный дом, получивший гран-при в Париже. Но главное, в чём всегда везло Новосибирску, — здесь жили и живут прекрасные люди. Этим мне и близок Новосибирск. Каждый его уголок для меня связан с каким-то именем. Скажем, заельцовские страшные овраги, которые потом засыпали и стали застраивать. В том месте стоял дощатый барак, в котором совсем молоденький Саша Шуриц рисовал свои чудесные картины. Или площадь Калинина, в старом «сталинском» доме на которой жила моя дочь, с только что родившимся первым сыном, нашим внуком. И масса таких уголков, которые привязаны к близким мне людям. Я уже не говорю о Доме Ленина, в котором долгое время находилось Западно-Сибирское издательство, где собирались самые разные, часто замечательные люди. И улица Каменская, на которой был Союз писателей. Мы с женой жили в Академгородке, но время от времени приезжали в город, чтобы пройтись по Красному, заглянуть в кинотеатр Маяковского (старый) или в «Победу» (старую), где в то время перед сеансами играл эстрадный оркестр, посмотреть премьеру в оперном, а перед этим полюбоваться на замечательные розы в клумбах перед театром. Мы ходили на концерты симфонического оркестра Арнольда Михайловича Каца, это была целая эпоха. Скоро, по секрету, выйдет книга о великом Маэстро, в создании которой и я принимал участие… И это всё было не просто открытием юного Гены Прашкевича, это существовало само по себе, радовало тысячи и тысячи людей, собственно, и было культурной средой большого города. А что такое культура? Это мы сами, это то, как мы ощущаем мир, как относимся к окружающему…
Мы были на равных

— На ваших глазах строился Академгородок, зарождалась его особая атмосфера, что запомнилось из того времени?

— С самого начала над Академгородком сиял ореол некой артистичности. Научный городок, но повторяю — ореол артистичности. Здесь было интересно жить. Мы были для всех открыты. Двери квартир в 60-е годы, кажется, не запирались вовсе. Телефонов почти не было, можно было прийти в любой дом, тебя примут и поговорят. В основном это была молодёжь, но и старшие — академики, в том числе сам Лаврентьев, были очень доступны в общении. Вообще, это счастье таких людей, как я, попасть с ранней юности в подобную среду. Я вдруг увидел, что учёные, в моём случае — в основном геологи, даже самые крупные среди них, такие, как академик Владимир Степанович Соболев или Геннадий Львович Поспелов, или Александр Михайлович Обут, оказывается, сами пишут стихи. А потом оказалось, что ты и сам в этой среде можешь что-то значить. И это было ещё одним открытием: хотя мы часто многого не знаем, часто стесняемся сказать то, что знаем, порой недооцениваем свои силы, — нужно не стесняться самого себя. В Академгородке были свои сообщества, мы — десяток друзей, студентов в основном, создали свой литературный круг, устраивали встречи, читали стихи, правда, кончилось это не очень хорошо. Появилась статья районного секретаря комсомола, в которой были строки, я их до сих пор, как стихи, помню: «сотрудник института геологии и геофизики Геннадий Прашкевич отрекается от соцреализма в пользу декаданса…».

— Серьёзное обвинение…

— Зато какие замечательные люди вышли из нашего круга! Знаменитый физик и поэт Владимир Захаров, геолог Алексей Птицын, математик Володя Бойков, геофизики Володя Горбенко, Валера Щеглов, Таня Янушевич… Но тогда вокруг нашего литобъединения складывалась сложная обстановка — в духе времени. Однажды меня вызвали к академику Трофимуку (я работал в Институте геологии и геофизики, который он возглавлял). Я прошёл мимо озабоченной секретарши, вошёл в кабинет. Андрей Алексеевич сидел за своим столом. Он долго и с большим интересом смотрел на меня — как на некую форму жизни, которую видит впервые. А я стоял и думал: что он спросит у меня перед тем, как предложит написать заявление об уходе? Наконец, он спросил: ты, правда, считаешь Гумилёва большим поэтом? Я ответил: да. Он ещё минут пять на меня смотрел, а затем сказал: иди. Вот и всё. Он решил проблему…

— Ваша творческая биография начиналась в Новосибирске и, несмотря на то, что не всё в ней было гладко, вы много издавались, и до сих пор самый издаваемый новосибирский автор.

— Был такой период в моей биографии, в 60-е годы, когда мы с женой (она геофизик) работали на Сахалине в СахКНИИ. В 1968 году у меня в Сахалинском книжном издательстве должен был выйти сборник стихов, среди них переводы болгарских поэтов. Но цензуре не понравилось моё стихотворение о князе Святославе, который в своё время разграбил и сжёг Пловдив. Книга была уничтожена, а я попал в чёрный список Госкомитета и в течение десяти лет нигде не мог напечатать ни строки. Зато эти десять лет я работал, радовался жизни, писал то, что хотел писать, и был уверен, что рано или поздно меня начнут издавать. Так и случилось. Наконец, нашёлся смелый редактор, Александр Бирюков, который издал мою книжку, не где-нибудь, а в Магадане! Дальше — больше. Как-то, возвращаясь из Японии, в каком-то привокзальном киоске в Иркутске книгу мою («Люди Огненного кольца») купил Юлиан Семёнов. И через некоторое время я получил письмо. Адрес был: «Новосибирск. Геннадию Прашкевичу». И письмо дошло! Вот и таким бывал Новосибирск. В конверте лежала рекомендация Юлиана Семёнова для вступления в Союз писателей…

— Уже несколько лет вы ведёте в областной научной библиотеке литературный семинар для молодых писателей. Чем интересно вам новое поколение?

— Когда мне предложили вести этот семинар, я сомневался. Известно, кто ходит на такие семинары — графоманы и пенсионеры. Но пришёл раз, пришел второй, и люди потянулись — молодые люди! И вот уже несколько лет раз в месяц по субботам мы собираемся в нашей превосходной библиотеке, которая действительно чрезвычайно много делает для культуры города. И я вам скажу, новое поколение новосибирских прозаиков и поэтов — действительно классные ребята! Часть из них уже состоявшиеся писатели — Татьяна Злыгостева, Оля Ремша, Таня Сапрыкина, Кристина Кармалита, Анна Гречко, Даша Жданова… Список можно продолжить…
Имена и времена

— В относительно небольшой истории Новосибирска не обошлось без мифотворчества. Немало мифов связано с одним из отцов-основателей города Гариным-Михайловским, в том числе и по поводу его вольного отношения с казёнными деньгами. Что вы об этом думаете?

— История — это набор определённых фактов и документов, которые можно трактовать так или иначе. Мне, как писателю, конечно же, близко то, что основателем города был именно Николай Георгиевич Гарин-Михайловский. Ну, точнее, он определил место, где был заложен мост, вокруг которого, собственно, и рос город. Гарин-Михайловский был превосходным писателем, я ничего не знаю о его «вольном отношении с казёнными деньгами», но сейчас, к сожалению, воруют больше, а строят меньше. История рождения и роста нашего города привлекательна. В ней много имен, и, прежде всего, — выдающихся.

— Новосибирцы не знают человека, который в своё время придумал имя городу Новосибирску, я говорю о Вивиане Итине. Его репрессировали в 1938 году, со временем реабилитировали, но до сих пор его имя остаётся в тени.

— Я писал о Вивиане Итине в книге «Красный сфинкс». Итин был журналист, поэт, писатель, редактор первого толстого советского журнала «Сибирские огни», переживающего, к сожалению, сейчас не лучшие дни, автор романа «Выход к морю» и первого советского фантастического романа «Страна Гонгури». Я переписываюсь с его дочерью Ларисой, которая живёт в Америке, в Новосибирске живёт вторая его дочь — Наталья. Наш новосибирский писатель Владимир Яранцев сейчас пишет книгу о Вивиане Итине. Он действительно заслужил того, чтобы в его честь были названы улица или площадь в нашем городе. И вопрос об увековечении памяти Вивиана Итина давно пора поднимать.

— Чего, по-вашему, сегодня не хватает городу?

— Нескольких по-настоящему хороших классных музеев. Скажем, краеведения, природоведения, художественного музея. Они у нас есть, но небольшие. Между тем, опыт показывает, что культура города создается на том, что в городе можно увидеть. В таких музеях может быть представлен весь природный, животный и ископаемый мир Сибири. Конечно, это дорогостоящие проекты, но без подобных музеев, без знания своей истории и истории вообще — не обойтись. Со временем такие объекты, кстати, начинают себя оправдывать. Нужные люди в городе есть, осталось найти нужные средства.
«Мы с женой жили в Академгородке, но время от времени приезжали в город, чтобы пройтись по Красному, заглянуть в кинотеатр Маяковского (старый) или в «Победу» (старую), где в то время перед сеансами играл эстрадный оркестр, посмотреть премьеру в оперном, а перед этим полюбоваться на замечательные розы в клумбах перед театром».