Отрывок из книги Андрея Максимова «Януш Корчак: Жизнь до легенды» на порталe Skillbox.

Иллюстрация: Dana Moskvina / Skillbox Media

Януш Корчак — врач, писатель, великий педагог и по-настоящему самоотверженный человек, который разделил со своими воспитанниками смерть в газовой камере концлагеря Треблинка. О том, как складывалась его жизнь до этого подвига, как из медицины он пришел в педагогику и стал директором Дома сирот, на каких принципах основывал свой подход к детям, — в книге Андрея Максимова «Януш Корчак: Жизнь до легенды». В этом году она вышла в издательстве «Молодая гвардия».

С разрешения издательства публикуем фрагмент из биографии Януша Корчака о товарищеском суде — придуманной педагогом системе, с помощью которой дети в приюте защищали свои права и добивались справедливости.

5

«Главное педагогическое изобретение Корчака — это, конечно, детский товарищеский суд. „Детский товарищеский суд, — считал Корчак, — может положить начало детскому равноправию, привести к конституции, заставить взрослых провозгласить декларацию прав ребёнка“. Представляете? Не просто некая придумка, а важнейший элемент педагогической системы.

Для людей моего поколения (плюс-минус несколько лет) словосочетание „товарищеский суд“ не очень приятное, и ассоциации вызывает, признаемся, так себе. Товарищеским судом судили алкоголиков, тунеядцев, тех, кто изменял жёнам… Короче говоря, всех тех, кого, по мнению советского начальства, следовало наказать показательно.

Корчак придумал нечто совершенно иное. Нечто такое, что позволяло ему говорить: одно судебное разбирательство позволяет сказать о своём воспитаннике больше, чем многие дни наблюдений.

Что ж это такое за суд удивительный? Давайте разбираться.

Корчак понял: у ребёнка — особенно не активного, стеснительного, скромного — нет никаких способов постоять за себя. Ни перед товарищем, даже если тот был жесток, ни перед педагогом, даже если тот был несправедлив. Нужен механизм, который позволит обиженному маленькому человеку честно и открыто отстаивать свои права.

6

Тогда-то Корчак и придумал детский товарищеский суд. Для того чтобы подать в суд, воспитаннику достаточно было выписать на специальной доске объяснение того, на кого именно и за что именно он жалуется в суд.

Фото: Wikimedia Commons

Воспитанник мог пожаловаться на кого угодно: на педагога, на любого ученика, даже на самого себя, если был не в силах в одиночку переживать какой-то свой проступок, и, разумеется, на директора школы и его зама. Потом секретарь — это учитель — переписывал жалобы в книгу, и раз в неделю они разбирались на суде.

Когда Корчак объявил об открытии суда, о том, что каждый может подать прошение, и оно непременно будет рассмотрено, — ему, разумеется, никто не поверил. В суд никто не обращался. Тогда Корчак сделал так, чтобы первую жалобу подали на него. Суд разбирался с делом директора, директор проиграл. После этого суд начал активно работать.

С вашего позволения, дорогой читатель, о суде поговорим подробно. Почему? Два — потому.

Первое. Это очень мощное практическое открытие Януша Корчака, весьма полно характеризующее и его самого, и его педагогический метод. Собственно говоря, поняв принципы работы суда и его практическую деятельность, можно почти всё понять о жизни Дома сирот.

Второе. Может быть, кому-то в школах захочется повторить опыт нашего героя. И я, кстати, совершенно не исключаю, что такие суды можно устраивать и дома, в семьях. Почему нет? Возможно, это помогло бы избежать многих скандалов.

7

Итак, кто же были судьи? Разумеется, воспитанники. Пять человек, выбранных при помощи жеребьёвки среди тех ребят, на кого долгое время никто не подавал в суд. Таким образом, судьёй — вершителем судеб! — мог стать как ребёнок, ощущающий себя лидером, так и тот, кто в самых распрекрасных снах не видел себя на таком почётном месте. Используя столь любимое сегодня понятие „социальный лифт“, констатируем, что в Доме сирот он работал отменно.

Секретарь суда — педагог. Он следил за порядком, потому что, естественно, иногда эмоции, что называется, зашкаливали, вёл протокол. Принципиально важно, что у учителя не было права вмешиваться в вынесение решений. Решали всё воспитанники. И только они.

Чем руководствовался суд, наказывая или оправдывая? Если честно, более всего тем, как сами воспитанники понимают справедливость. Однако настоящий суд должен опираться не на субъективное понимание справедливости, а на объективный закон. Поэтому Корчак написал кодекс, очень, по сути, похожий на уголовный, в котором чётко было расписано: какие наказания за какие преступления должны понести попавшие в суд воспитанники или учителя. Кодексу предшествовала преамбула. Она чрезвычайно важна не только для постижения сути суда, но и для понимания сути жизни в Доме сирот.

Суд обязан защищать тихих ребят, чтобы их не обижали сильные, — написано в преамбуле, — суд обязан защищать добросовестных и трудолюбивых, чтобы им не мешали разболтанные и лентяи, суд обязан заботиться, чтобы был порядок, потому что от беспорядка больше всего страдают добрые, тихие и добросовестные люди.

Так, с помощью кодекса, Корчак ненавязчиво прописывал законы, по которым будет жить Дом сирот.

Фото: Wikimedia Commons

Для Корчака суд — это не судилище, не место, где одни дети могут показать своё превосходство над другими, но возможность правильно выстроить отношения воспитанников друг с другом или с педагогами. Суд — не как вариант выяснения отношений, но как прекрасный способ защиты.

Если сам кодекс чем-то напоминает уголовный, то преамбула более всего напоминает некий расширенный вариант Конституции, в которой декларируются нравственные законы жизни Дома сирот. Вашему вниманию — ещё важнейшие слова из преамбулы: „Если кто-нибудь совершил проступок, лучше всего его простить. Если он совершил проступок, потому что он не знал, теперь уже знает. Если он совершил проступок нечаянно, он станет осмотрительнее. Если он совершил проступок, потому что ему трудно привыкнуть поступать по-другому, он постарается привыкнуть. Если он совершил проступок потому, что его уговорили ребята, он больше уже не станет их слушать“. Согласитесь, это, скорее, не кодекс суда, но кодекс жизни, если угодно.

Кто из нас — в каких школах или семьях, — учит детей искусству прощать? Мы вообще думаем когда-нибудь об этом? Нам кажется важным, чтобы наши дети умели не только агрессивно отстаивать свою точку зрения, но и выслушивать чужую? Мы хотя бы говорим с ними об этом?

Парадоксальный поворот, не так ли: суд учит не судить, а прощать? Выслушивать другого; уметь вставать на его позицию; понимать, когда необходимо наказание, а когда — прощение, — всё это принципиальные жизненные навыки, которые хотел воспитать Януш Корчак. Да-да. Именно при помощи товарищеского суда чести.

8

Однако вернёмся к кодексу. Он — как и положено любому, уважающему себя, подобному документу — состоял из статей.

С первой по девятую статьи носили оправдательный характер. Чаще всего применялась статья под номером один. Что же она провозглашала? Жалоба отозвана, стороны примирились, всё стало хорошо. Так, опытным путём, Корчак доказывал: ссоры и недовольства чаще всего носят мелкий характер.

После девятой статьи сразу следовала сотая. Что за странная математика? Никогда не следует забывать, что в Доме сирот царили законы высокой игры. Счёт вёлся на сотни… для солидности. Почему нет? Сотая статья звучит солиднее, чем десятая.

С сотой по четырёхсотую статьи просто констатировали, что тот или иной ребёнок вёл себя плохо.

По приговорам нашего суда, — замечал Корчак, — никого не бьют, не запирают в тёмных комнатах, не лишают еды или игр. Параграфы нашего кодекса — это только предостережение и напоминание. Они говорят: поступил плохо, очень плохо, старайся исправиться.

Серьёзные кары начинались с пятисотой статьи. Первое наказание, как сейчас бы сказали, — гласностью. Приговор мог быть опубликован в стенной газете, на судебной доске объявлений или даже сообщён родителям. Три последние статьи — наиболее жёсткие. По восьмисотой статье о проступке воспитанника непременно сообщают его родственникам. К тому же он лишается гражданских прав, в частности, не имеет права подавать в суд на обидчика.

Девятисотая статья. Это увольнение из интерната, если в течение двух недель не найдётся человек, который возьмёт провинившегося на поруки. И наконец, тысячная статья, по которой человека выгоняют из интерната без каких-либо шансов. Она почти никогда не применялась.

Фото: Wikimedia Commons

Понимаете, да? Корчаку удалось сделать так, чтобы суд — суд!!! — стал, если угодно, школой милосердия, а не наказания. Мы в какой системе координат существуем? Если ребёнок провинился — должен быть наказан. Кто определяет степень вины и суровость наказания? Взрослые.

Корчак резко ломает эту систему. И обиженный, и провинившийся имеют право голоса. Решение принимают ровесники. Но главное — повторю, потому что это важно, — в любой ситуации Корчак хотел, чтобы судьи стремились к оправданию, а не наказанию; к пониманию, а не к мести; к диалогу, а не к лекции».

Skillbox