Лев Данилкин о биографии "Шаламов" в журнале "Афиша"
Воскрешение Шаламова
Среднестатистический интеллигент помещает Шаламова на рейтинговой шкале где-то сразу после Солженицына — такой вроде как аналог, чьи двадцать лет лагерей и хрестоматийные тексты вполне годятся для того, чтобы иллюстрировать тотальную бесчеловечность и бесперспективность советского проекта, который понятно чем кончается — Колымой, но почему-то, черт его знает, все же менее авторитетный. Про то, что В.Т.Шаламов писал — в здравом уме, без каких-либо корыстных побуждений — в «Литературку» письмо с тирадой против использующих его тексты антисоветчиков, а Солженицына в последние годы презирал, знают немногие, а хотят знать — еще меньше: всем этим борцам с коммунистической чумой удобнее, чтобы Шаламов оставался «нормальным»; как зэки, помните, в рассказе «Шерри-бренди», которые умудряются продолжать получать пайку за мертвого поэта.
После выхода этой книги, в которой осуществлен пересмотр итогов приватизации Шаламова либеральной общественностью, будет сложнее пользоваться «судьбой» Шаламова и его текстами в недобросовестных целях.
Умный, сведущий, независимо мыслящий, скрупулезный человек — вологодский писатель и музейщик В.В.Есипов — нарисовал не икону Шаламова и не лубок о русском графе Монте-Кристо, а портрет — реалистический, честный, на фоне подлинной, написанной по документам, а не по диссидентским гиперболам, истории. Ровную, без тушевания досадных деталей, не хронику, а именно биографию — где и статью, за которую осудили Шаламова, и его поздние «выходки» не надо списывать на заблуждения молодости, случайность или «подломленный лагерями разум»; биографию цельной личности, чье поведение было последовательно. Разумеется, Шаламов ненавидел сталинизм — но Шаламов, в отличие от тартюфствующего Солженицына, никогда не отрекался от ленинской идеи («Никто и никогда не считал, что Сталин и советская власть — одно и то же»), не был антисоветчиком, не собирался становиться орудием холодной войны против СССР и вряд ли прыгал бы от радости, глядя на нынешнюю «десталинизацию» — когда построенные им и другими заключенными комбинаты и шахты либо руинированы, либо разворованы, а сам он в массовом сознании воспринимается прежде всего как «свидетель» — и лишь потом как писатель, которому куда уж там до Солженицына: ледоколом оттепели не был, Нобелевскую не получил, в телогрейке не позировал, романа не написал.
В книге В.Есипова много любопытного — и про повседневную жизнь Колымы, и про любовный треугольник Шаламов — Ивинская — Пастернак, и про литературную жизнь 60-х, когда много кому пришлось стать либо жертвой, либо орудием пропагандистской войны, и про авторские права на «Архипелаг ГУЛАГ», про то, как получилось, что компромиссный во многом «Иван Денисович» стал символом эпохи, а гораздо более совершенные во всех смыслах «Колымские рассказы» превратились в сырье для сериалов РТР.
Разумеется, проще всего воспринимать шаламовские рассказы как «один из голосов ГУЛАГа»; но — автор биографии сделал все, что мог, чтобы это объяснить — это чудовищное упрощение. «Мои рассказы, в сущности, — советы человеку, как держать себя в толпе», — писал сам Шаламов. Сами подумайте о степени актуальности: где сейчас толпы, как сегодня выглядят «Освенцимы без печей» — и что там делают с нынешними Шаламовыми.
