Не тайный советник
Перед тем как отправиться на Старую площадь в кабинет советника президента РФ по культуре Владимиру Толстому, которому в четверг исполняется 55 лет, я не долго думал, о чем с ним говорить. Не буду скрывать, что знаком с этим человеком больше двух десятков лет. Не буду скрывать и того, что мне он глубоко симпатичен. Не только как бывший директор яснополянского музея-усадьбы и не только как советник главы государства, который в этом статусе любезен всем деятелям от искусств, ибо от его решений в области культуры многое зависит. Для меня Владимир Толстой — прежде всего обаятельный человек и невероятно интересная личность.
Я заметил, когда у человека меняется властный статус и появляется персональный автомобиль, он меняется внешне. Меняется осанка, походка, тембр голоса, выражение лица. А вас я помню директором, теперь вы — советник. И могу поручиться, что ничуточки не изменились.
Владимир Толстой: Если бы знали меня раньше, когда работал в «Студенческом меридиане» обычным журналистом, то убедились бы, что я и тогда был точно такой же.
Толстовский стержень?
Владимир Толстой: Может быть. Но когда я согласился занять это место пять лет назад, то сказал своим детям: «Если вдруг, не дай Бог, вы заметите, что у меня меняется осанка, походка, тембр голоса, немедленно меня высмеивайте». И дети дружно взялись за это дело. У меня с детьми удивительные отношения. С одной стороны, я точно знаю, что они относятся ко мне с любовью и уважением. С другой — постоянно надо мной подшучивают. Я — легкая мишень для их юмора. Так что по детям и по моей жене Кате я всегда могу понять, что куда-то не туда двигаюсь.
А все-таки юбилей греет? Будут же поздравления. Вот я пришел от правительственной газеты…
Владимир Толстой: Я равнодушно отношусь к таким цифрам. 55, 65 — какая разница?
А 95?
Владимир Толстой: Ого-о! Мужчины в моем роду долгую жизнь не жили. За исключением Льва Николаевича — 82. Мой прадед Илья Львович, мой дед Владимир Ильич, в честь которого я и назван, мой отец Илья Владимирович уходили примерно в одно время, на границе где-то 65 лет. При этом были сильными, здоровыми людьми. Просто себя не жалели и жизнь вели бурную, страстную. Правильный образ жизни не в нашей породе. Например, регулярно обращаться к врачам.
Знаете, как умер мой дед? Замечательный был человек! Агроном в селе Троицкое Московской области, где я родился. Ему там выделили участок, он построил большой дом, но забором его не обносил. Дверь никогда не запирал. Напротив двери стояла этажерка, а на ней — шкатулка с деньгами. В его отсутствие мужички заходили и брали — кто рубль, кто трояк — будем говорить прямо, на опохмелку. Потом возвращали, хотя не всегда, но он с пониманием относился. И это не было высокомерным отношением. Он был среди них абсолютно свой человек. При этом учил гладиолусы какие-то необычные разводить, садов в селе насадил, которые после его смерти вырубили. Трудился всю жизнь, себя не щадил. Однажды он пришел в аптеку купить лекарство, и ему стало плохо с сердцем.
Аптекарши закричали: «Владимир Ильич! Вы сядьте, пожалуйста, а мы принесем носилки». А от аптеки до больнички — пятьдесят метров, площадь перейти. Он сказал: «Чего это меня женщины на носилках понесут, я сам дойду!» Сделал несколько шагов и посреди площади рухнул и умер.
Что это мы о грустном? Но раз заговорили о предках… А признайтесь-ка, Владимир Ильич: вы же — сын эмигранта?
Владимир Толстой: Мой отец родился в городке Нови Бечей, вырос в Югославии. А умер в Москве и похоронен на нашем фамильном кладбище в Кочаках близ Ясной Поляны.
Как случилось, что в ХХ веке род Толстых в России мог прерваться? Единственный из детей Толстого, кто остался в СССР, — его старший сын Сергей Львович. Его не стало в 1947 году. А род, мягко говоря, нешуточный, идущий от времен Василия Темного! Первым графом стал Петр Андреевич Толстой, сподвижник Петра I, конкурент Меншикова, за что кончил жизнь на Соловках. Писатели, художники, тайные советники, министры просвещения, внутренних дел… И, конечно, Лев Николаевич! И этот род в России мог прекратиться. Толстые приезжали бы к нам из-за границы как туристы. А сейчас и вы, и Петр, и Фекла… И прекрасная художница Наталья Толстая, у которой скоро выйдет альбом в издательстве «Зебра». Не вытравишь вас из России! Как удалось снова укорениться?
Владимир Толстой: Мы, те, кого вы назвали (добавлю еще моего старшего брата Илью и старшую сестру Феклы Марфу, серьезного филолога, но скромного человека), называем себя «сербские Толстые». Мы говорим: «Наша родина — Россия, а отчизна — Сербия». Наши отцы родились в Сербии, а мы — в России. А наши отцы говорили наоборот: «Родина — Сербия, а отчизна — Россия». Потому что они родились в Сербии, а их отцы — в России…
А потом революция…
Владимир Толстой: Да, булгаковский «бег»… Что вы хотите, если любимую дочь Толстого Александру Львовну дважды сажали. Она была вынуждена эмигрировать в 1929 году, хотя была первым руководителем музея-усадьбы «Ясная Поляна». В США возглавила Толстовский фонд, который помогал всем беженцам, и русским, и не русским.
Но вернемся к сегодняшним Толстым. Вы все из одного корня?
Владимир Толстой: У Льва Николаевича из тринадцати детей вторым сыном был Илья. Фигура страстная, прожил бурную жизнь. Был, на мой взгляд, незаурядным писателем… Получилось так, что он оказался в Америке, но это была не эмиграция, а любовная история. Скончался в 1933 году в Нью-Хейвене и был похоронен практически в границах Йельского университета, штат Коннектикут. У Ильи Львовича в России осталось восемь детей, из которых двое оказались в эмиграции. Но вот старшая дочь Анна никогда никуда не уезжала, была вторым браком замужем за профессором Павлом Сергеевичем Поповым, «душеприказчиком» Михаила Афанасьевича Булгакова. У него он хранил рукописи, за судьбу которых опасался. Были еще два старших брата — Андрей и Николай. Андрей — блестящий военный, полный Георгиевский кавалер, погиб на Сиваше в рядах Белой армии. Николай тоже воевал на этой стороне за свои идеалы и умер от тифа. И наконец, младшие братья — Илья и Владимир. После гибели старших они остались ответственны за семью. И ради сохранения жизни матери и младшей сестры Верочки были вынуждены эмигрировать через Крым, тем самым путем, что описан в «Беге» Булгакова. В этом «беге» они нашли своих жен. Именно так мой дед познакомился с моей бабушкой, урожденной Гардениной. В результате две красивые молодые семьи воссоединились в Югославии и с нуля начали создавать новую жизнь. Там родились их дети. У Ильи Ильича — Никита, в будущем прославленный советский славист, академик. Он родился в местечке Вршац.
Сегодня одна из улиц Вршаца названа его именем. Обе семьи сначала постоянно переезжали по Югославии, а потом осели в местечке Нови Бечей на берегу Тисы, километрах в ста от Белграда. Тихий, аграрный уголок. Там мой дед стал работать агрономом.
Когда началась война, в эмиграции были разные настроения. Была и такая точка зрения, что лучше уж немцам победить большевиков. Но наши деды всегда были за победу Красной армии, за победу России, пусть и советской. И когда наша армия уже пошла в наступление по Югославии, оба брата деятельно помогали нашим, строили, например, понтонные мосты. Так они познакомились с генералом Максименко, и через него они передали письмо на имя Сталина с просьбой вернуться на родину…
Большая семья в сборе. Раз в два года Толстые со всего мира съезжаются в Ясную Поляну. Фото: Музей-усадьба «Ясная Поляна»
Это было спонтанное решение? Югославская эмиграция жила бедно, и отношение «красных» югославов к «белым» русским было не самое теплое.
Владимир Толстой: Нет, это было давнее и осознанное решение. К сожалению, сгорел наш дом в Троицком, где был огромный архив моего отца, и там, в частности, дневники деда Владимира. Там была запись от 1937 года, до войны и до наступления Красной армии. В СССР массовые репрессии, и эмигранты об этом знают. А дед сидит на берегу Тисы и пишет, что он безмерно благодарен Югославии, которая их приютила, где родились их дети, но если у него есть главная мечта, то — вернуться на родину, чтобы их внуки родились в России, а правнуки, если Бог даст, в Ясной Поляне. Когда у нас с Катей сын Андрей родился именно в Ясной Поляне, для меня это было исполнением вот этой невероятной, сумасшедшей мечты моего деда 1937 года.
Красивая история…
Владимир Толстой: Но дальше она развивалась непросто. Есть документальные свидетельства, что Берия лично докладывал Сталину, что два брата Толстых хотят вернуться на родину. Перечислял все их прегрешения, особенно старшего, Ильи Ильича, который состоял в монархическом союзе и даже участвовал в военных действиях на стороне «белых». Мой дед был моложе и в этом смысле «нагрешить» не успел. Берия докладывает: два «белогвардейца» хотят вернуться на историческую родину…
Два «белогвардейца» по фамилии Толстые.
Владимир Толстой: Да. Берия предлагал сначала пропустить их через лагеря, но Сталин приказал: разрешить вернуться и не преследовать. Наверное, магия имени Толстого сыграла здесь какую-то роль. Письмо братьев датировано 20 января 1945 года, а в сентябре они уже приехали в СССР. Моя семья — полностью: дед Владимир Ильич, бабушка Ольга Михайловна, сыновья Олег и Илья и приемный сын Валя Качурин, сирота, который жил с ними в Югославии. А Илья Ильич вернулся только с женой. Их сын Никита пошел с Красной армией дальше и приехал на родину позже уже красноармейцем. На вокзале в Москве их встречала старшая сестра Анна Ильинична. Даже много лет спустя они вспоминали, что вместо «Здрасьте!» сестра, обнимая их, сказала: «Здесь молчать!» Но потом фактически обманом именем братьев подписали позорное письмо в «Правде» против их тетки Александры Львовны о том, что она «американская шпионка» и тому подобное. Это внесло серьезный раскол между эмигрантскими и советскими Толстыми, потому что это письмо сочли предательством. На долгое время общение между ними было прервано.
Будучи директором Ясной Поляны, вы много сделали для того, чтобы Толстые снова стали одной семьей. Что за «съезды» происходят в Ясной Поляне?
Владимир Толстой: Начиная с 2000 года каждые четные года мы приглашаем в Ясную всех ныне живущих в мире потомков Толстого, а их сейчас около 300 человек. Это прямые потомки с семьями, неважно — по мужской или по женской линии. По женской линии многие носят уже фамилии шведские, итальянские и прочие. Приезжают обычно 120−140 человек, и мы неделю живем в Ясной Поляне (не в усадьбе, конечно, в пансионате рядом с ней) и стараемся возрождать семейные традиции: варим варенье по рецептам Софьи Андреевны, собираем яблоки, ездим верхом на лошадях, устраиваем выставки, праздники для детей… Например, Александра, дочь Петра Толстого, родилась как раз в 2000 году, в апреле. А в августе она уже «присутствовала» на первом съезде. Сейчас ей 17 лет. Так что вся ее жизнь прошла через эти яснополянские встречи. Точно так же мои мальчишки, которые родились чуть раньше, вырастали вместе со своими сверстниками из Италии, Франции, Швеции… Это и создает ощущение настоящей большой семьи.
Где сейчас живут Толстые?
Владимир Толстой: Больше всего в Швеции. Это потомки Льва Львовича и его жены Доры — дочери знаменитого шведского врача Вестерлунда. Это была очень многодетная семья, одиннадцать детей. И у современных Толстых-шведов по пятеро-шестеро детей, так что там их собралось за сто человек. Еще живут во Франции, Италии, США, Канаде, Бразилии, Уругвае, Чехии, Германии, Швейцарии… И в России.
В вашей общей русской семье Толстых есть кто-то главный? Или полная демократия?
Владимир Толстой: Все Толстые с такими характерами — ой-ой! В одну корзинку не положишь. Но когда решался вопрос, кому быть директором Ясной Поляны, вся семья почему-то единодушно выбрала меня.
Почему?
Владимир Толстой: Мне трудно ответить на этот вопрос… Наверное, увидели во мне способность взять это на себя. Я тогда работал в журналистике и был в общем доволен своей работой. Не знаю… Так решили.
Многие отмечают ваше внешнее сходство с молодым Львом Толстым. Почему при разделе наследства между братьями Толстыми Ясная Поляна досталась младшему Льву?
Владимир Толстой: Существовал негласный закон в дворянских семьях, что при разделе наследства старшему сыну доставалось родовое имение. Для Толстых это было Никольское-Вяземское. У нас есть родовая печать, на которой написано: «Сельцо Никольское-Вяземское». А младшему сыну доставалось имение, в котором в это время жили. И это была Ясная Поляна — не родовое, но «унаследованное» после женитьбы Николая Ильича Толстого на княжне Марии Николаевне Волконской. Остальное имущество делилось между средними братьями. Поэтому старший брат Николай получил Никольское-Вяземское, младший Лев — Ясную Поляну, а Сергей и Дмитрий — Пирогово и Щербачевку. Но, наверное, сыграло роль и то, что Левочка больше всего хотел получить именно Ясную Поляну.
То есть быть хозяином или директором Ясной Поляны (я понимаю, что это не одно и то же) — это для Толстых что-то значит?
Владимир Толстой: Во всяком случае, когда мы стали «собирать» семью, местом семейной «сборки» стала Ясная Поляна. А поскольку я там был как бы начальником, то к моему мнению, да, все прислушивались.
В вашей личной семье что происходит? Дети тоже с «характерами»? У вас их четверо…
Владимир Толстой: Две дочери от первой жены Маши, с которой я поддерживаю самые добрые отношения, два сына от моей удивительной и любимой жены Кати…
Владимир Толстой принадлежит к людям, которых служебное место не меняет. Фото: Виктор Васенин
… которая после вашего нового назначения стала директором Ясной Поляны. И развернула мощную деятельность. Новое фондохранилище строится, театральный центр на территории пансионата. Впечатляет! Приятно видеть, когда музей живет и развивается. Постоянно что-то происходит: писательские встречи, спектакли под открытым небом, режиссеры привозят свои новые фильмы, выставки, фестивали… Правда, старик Толстой скорее всего насупил бы брови. В этом есть какое-то противоречие… Но жизнь вообще питается противоречиями, и сам же Толстой — первый тому пример. Так что вы с Катей и сотрудниками Ясной Поляны на верном пути. Но вернемся к вашим детям. Они… какие?
Владимир Толстой: Старшая дочь Настя уже состоявшийся человек. Так вышло, что большую часть жизни она прожила в Англии и получила там образование, начиная от государственной школы и одного из самых привилегированных колледжей в Вестминстере. Потом Оксфордский университет, где она защитила диссертацию и стала профессором по русской литературе. Сейчас она взяла годовой академический отпуск, приехала в Россию и недавно вышла замуж.
За писателя Сергея Шаргунова. Я плавал с ними на «литературном теплоходе» по Волге. Невероятно красивая пара!
Владимир Толстой: Главное, мне кажется, им интересно друг с другом. Настя — сама уже довольно авторитетный специалист по русской литературе, по Набокову уж точно.
У нас была довольно смешная ситуация, кажется, в Калязине. Мы там выступали, и их представили: «Писатель Сергей Шаргунов с женой». Настя возмутилась и сказала: «Я вообще-то профессор Оксфордского университета». И я сразу почувствовал толстовский «дикий» нрав.
Смотрите также: Павел Басинский в программе «Чай с Захаром»
Владимир Толстой: Толстые-женщины — вообще отдельная история. Это покруче замес, чем Толстые-мужчины. Вторая моя дочь, Катя, тоже какую-то часть жизни прожила в Англии (просто их мама, моя первая жена, оказалась в Англии, где ее отец работал корреспондентом советского телевидения). Катя сначала шла по стопам Насти: школа, колледж… Но в колледже вдруг решила, что не будет повторять жизнь старшей сестры. Совершила невероятный поступок для девочки, воспитанной в Англии. Она вернулась в Россию, чтобы получить искусствоведческое образование, а потом, может быть, вернуться в Англию и объяснить им про русское искусство, в котором они ничего не понимают. И вот, ни дня не учившись в русской школе, приехала в Россию и за несколько месяцев сама подготовилась и поступила в МГУ на искусствоведческое отделение исторического факультета. Понятно, что проще всего ей было сдавать английский язык, но все остальное! Потом несколько лет проработала в реставрационном центре Грабаря экспертом по русской живописи на нищенской зарплате. А сейчас занимается разовыми проектами. В этом году была первой помощницей комиссара и куратора павильона России на Венецианской биеннале. Я девочек уважаю за их независимость и не конформизм.
Мальчики, Андрей и Иван, — студенты. Андрей учится в МГИМО на журналиста-международника, но уже работает на «Матч ТВ», готовит репортажи и, кажется, склоняется к спортивной журналистике. Иван перешел на третий курс ВГИКа, режиссерский факультет, мастерская Сергея Соловьева. Делает короткометражки на свои сценарии, которые сам монтирует и очень этим увлечен.
Когда вы стали советником президента, то фактически стали жить на два дома. Вы работаете в Москве, а жена — в Ясной Поляне…
Владимир Толстой: За пять лет я практически не помню выходных, которые бы я не провел в Ясной Поляне.
Ходят слухи, что вы с Катей увлеклись невиданным хобби — собираете зимние грибы. Но зимой грибов не бывает!
Владимир Толстой: Бывают, еще какие! Они растут под корой деревьев и похожи одновременно на опята и на японские грибы. Собирать их безумно интересно! Я отношусь к ним как к живым существам с невероятной жизненной силой. Даже в 15-градусный мороз не застывают, живут, дышат! И готовить их очень просто: отварил, порезал чеснока, укропа и — чудесная закуска!
Еще, я знаю, вы страстный рыбак. Причем международного уровня.
Владимир Толстой: Это слишком сильно сказано. Один раз с Сашей Шолоховым (внуком Шолохова, ныне депутатом Госдумы) ловили голубого марлина в Мексике. Но это была просто экзотическая поездка.
Самого большого какого поймали? Только честно!
Владимир Толстой: Самого большого поймали, но не смогли втащить на катер. Капитан сказал, что он весил под триста килограмм. А так — 50−60… Но, поверьте, что и такого вытащишь, сердце потом еще час из груди выпрыгивает. Вообще-то мы с братьями, Ильей и Петром, донские рыбаки. У нас любимое место на Дону, рядом с Фролово. Но точное место не буду называть, там стало слишком много народу.
Вернемся в Ясную. Правда, что там есть привидения? Будто когда-то два милиционера, дежурившие ночью в доме Толстых, сошли с ума, и после этого в доме нет охраны…
Владимир Толстой: Про милиционеров, я думаю, это яснополянские байки. Но расскажу два случая, свидетелем которых был лично. Однажды мы готовили выставку во флигеле Кузминских. А выставки всегда делают накануне и до утра. Мы заработались за полночь и решили отдохнуть. Две бригады разошлись по разным комнатам пить чай. И вдруг слышу в третьей комнате смех, потом музыку и женское пение. И все это слышат! Идем туда, там никого нет, и фортепиано нет и никогда не было. Но это слышали люди и из другой комнаты!
Это вам сестра Софьи Андреевны Татьяна Андреевна Кузминская спела. Она же была прекрасная певица. А второй случай?
Владимир Толстой: Раньше я очень любил ездить на лошадях. Однажды отправился на конную прогулку на жеребце, заодно осмотреть, все ли в порядке в заповеднике. Приехал уставший, довольный и «отпустил» коня (бросил уздечку), еще не слезая с него. Любой лошадник знает, что, когда «отпускаешь» коня, он однозначно идет на конюшню, то есть к себе домой. Иначе — просто не бывает. Вдруг мой жеребец поворачивает в другую сторону и через лес идет к могиле Льва Николаевича. Продолжаю сидеть верхом и с удивлением наблюдаю. Не доходя до могилы, жеребец останавливается, опускает голову и стоит несколько минут. Потом возвращается на конюшню.
Как вы это объясняете?
Владимир Толстой: Не хочу это никак объяснять. Но известно, что недалеко от могилы Толстого был похоронен его любимый красавец-конь Делир, который пережил своего хозяина.
Давайте на этой красивой истории и закончим наше интервью. Ведь о Толстых и Ясной Поляне можно говорить бесконечно!
Павел Басинский
