Как Ротшильды из всемогущих финансистов превратились в героев желтой прессы? И что Мюнхгаузен делал в России? Валерий Шубинский – о книгах, которые нельзя пропустить.

«Если Ротшильд не богат, не еврей, не филантроп, не трудолюбив, не соблюдает определенных правил поведения — он не Ротшильд».

Это строгое определение принадлежит барону Эдмонду де Ротшильду, представителю французской ветви рода. И это — эпиграф к книге. Дальше вступление — принадлежащее Гёте описание франкфуртского гетто, в котором он бывал в юности: с одной стороны, грязь, теснота, неприятные звуки чужого языка, мрачные слухи про евреев; а с другой — обитатели гетто вызывали некоторое уважение своими «услужливостью», «деятельностью» и «верностью обычаям». Именно отсюда начал свой путь современник Гёте и дед барона Эдмона — Майер Амшель Ротшильд.

В начале своей карьеры это еще архаический средневековый еврей-финансист вроде Зюсса Оппенгеймера, вроде Соломона из пушкинского «Скупого рыцаря»: «Он… знал все монеты германских княжеств и обменные курсы, умел вычислить сложный процент (все расчеты он делал в уме), распознать фальшивку, определить стоимость монеты не только по весу, но и по исторической ценности». Но проходят считанные десятилетия — и в 1836 году «в лондонских газетах печатают сообщения о состоянии здоровья Натана Ротшильда, словно речь шла о болезни королевской особы».

Натан — сын Майера Амшеля. Он и его братья (Соломон, Джеймс и Карл) — в числе могущественнейших людей Европы. И все-таки он еще комплексует и оттого ведет себя вызывающе. Вот он устраивает для своей дочери концерт Паганини:

«После концерта он подошел к музыканту и стал говорить ему комплименты с утрированным еврейским акцентом: „Красивая музика“. И добавил, побренчав мелочью в кармане: „А это моя музика. Ее все слушают, хоть и не уважают“».

Ни одно серьезное историческое событие не обходится без Ротшильдов и их денег — от наполеоновских войн и Гражданской войны в США до Первой мировой. Конечно, как хорошие евреи, Ротшильды не забывают об интересах своего народа: способствуют защите Дрейфуса, колонизации Палестины, борьбе с нацизмом, созданию Израиля… Постепенно Ротшильды становятся частью аристократического мира Европы. Больше никаких комплексов, никакого вызывающего нуворишества. Старые деньги — это так же солидно, как родовые поместья. А потом — нормальное аристократическое угасание. Мы недавно рецензировали книгу Ханы Ротшильд про ее мятежную тетушку Нику, подругу черных джазистов: филантропии хоть отбавляй, а вот с соблюдением «определенных правил» — увы… В итоге сейчас Ротшильды «привлекают внимание не столько финансовой, сколько желтой прессы». Речь уже идет не о большой европейской политике, а о браках, разводах, житейских экстравагантностях. Что ж, об этом в книге Глаголевой тоже сказано немало.

 «Барон Мюнхгаузен» Сергея Макеева – это яркий образец «биографии мифа», которой «ЖЗЛ» сейчас все чаще отдает дань. Хотя Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен (так правильней, хотя у нас прижилась транскрипция «Мюнхаузен») — историческая личность с довольно точно документированной биографией. Другое дело, что биография эта не очень интересна. Мюнхаузен в пятнадцать лет пажом попал в Россию, в тридцать два покинул ее (ничем особенным не отметившись, кроме службы при дворе Анны Леопольдовны и рутинного участия в очередной войне с турками) и еще сорок пять лет прожил в собственном имении, рассказывая небылицы о прошлом — прежде всего о своих российских впечатлениях.

Правда, не всегда небылицы.

«Россия — огромная страна. Поэтому ее жители любят все большое и ни в чем не знают меры. В любом городе, в каждом селе вам в первую очередь покажут самую высокую колокольню, самого рослого мужика и самую толстую бабу. В Кремле… выставлена огромная Царь-Пушка и гигантский Царь-Колокол. Правда, пушка не стреляет, а колокол не звонит…»

Ну кто же в такое поверит?

А действительно необычны судьбы покровителей Мюнхаузена — Анны Леопольдовны, ее мужа герцога Брауншвейгского и их детей, в том числе императора Иоанна Антоновича. Но это сказка с очень грустным концом.

Что касается большинства россказней барона, то он пользовался готовыми фольклорными сюжетами. Дело было не столько в историях, сколько в личности рассказчика. И создателей «мюнхгаузеаны» Распе и Бюргера интересовала именно она (к слову говоря, сами они тоже интереснейшие люди и им посвящены многие страницы книги Макеева). В конечном итоге речь идет об идейных, эстетических, моральных проблемах эпохи Просвещения и преромантизма:

«В книге Распе сохранилось противоречие в образе героя: он предстает эдаким „рыцарем фантазии“ и таким образом насмехается над убогим рациональным мышлением и в то же время своей… высмеивает обман и себя как обманщика».

Валерий Шубинский, «Горький»