Монография «Лев Толстой — свободный человек», вышедшая в «Молодой гвардии», не продолжение знаменитой трилогии, как может показаться на первый взгляд. Скорее, это смелая попытка уложить яркую, спорную и не лишенную мифологизации биографию классика в «малый формат», основываясь на ее реперных точках. О неудавшейся военной карьере, заброшенном романе о Петре, духовном перевороте и популярности графа среди крестьян мы поговорили с литературоведом и писателем, лауреатом «Антибукера» и «Большой книги» Павлом Басинским.

культура: В издательской аннотации говорится, что этой книгой Вы подводите итог «многолетним поискам истинного Толстого», а что стало отправной точкой? Решили развеять связанные с этой фигурой многочисленные мифы?
Басинский: Домыслов вокруг Льва Николаевича действительно хватает, но задачи «пролить свет» я не ставил. Просто начал заниматься Толстым, попутно что-то выяснял… Он всегда был мне чрезвычайно интересен и близок: беспощадный критический ум, неприятие любой фальши, социальной позы, желание дойти до самой сути. Знаете, например, как он характеризовал визитеров в дневнике? «Приходил такой-то. Алкоголик. Присяжный поверенный». Чехов, Бунин, Горький, Леонид Андреев, да даже Достоевский и Лесков написали бы наоборот: сначала «присяжный поверенный», а потом уж «алкоголик», все же человек добился должности, статуса, но вот такая с ним беда. Толстой подходил с другими мерками…

культура: Ваши предыдущие романы признаны бестселлерами. «Свободный человек» тоже станет хитом продаж?
Басинский: Коммерческий успех книги просчитать практически невозможно, это же не голливудский сиквел. Тут даже реклама не работает, только сарафанное радио. А большую популярность у меня получило, пожалуй, только «Бегство из рая» — и вот этого «выстрела» я, признаться, не ожидал. Думал, Толстой только специалистам интересен, писал документалистику. Однако, история отношений с Софьей Андреевной, с детьми, жизнь за «стеклянными стенами» в яснополянском доме вызвали сочувствие у женской аудитории всех возрастов, уровней образования и дохода. Потом был «Святой против Льва» — о конфликте Льва Николаевича с церковью, и одновременно первая попытка написать светскую биографию Иоанна Кронштадтского, прежде существовали только жития. И «Лев против Льва» — о самом непокорном и привязанном к отцу сыне, чья творческая судьба не сложилась, потому что второго Льва Толстого культура и природа потерпеть не могла.

культура: И вот теперь Вы решили кратко рассказать о классике, взяв за основу узловые моменты биографии.
Басинский: О его молодых годах, как и последнем периоде жизни, мало что знают. Слишком много вокруг сказок.

культура: Примерно так: Толстой был бравый офицер, герой, кутила, поехал на войну, написал «Севастопольские рассказы», вернулся в деревню, изменял Софье Андреевне с крестьянками, у него была куча внебрачных детей, он проиграл в карты дом?
Басинский: А еще, что был полиглотом, говорил на всех языках мира, хотя в действительности знал только немецкий и французский. В зрелые годы стал учить греческий, чтобы прочитать Гомера в подлиннике. До брака был рожден только один ребенок — Тимофей Базыкин, жене никогда не изменял. Военная карьера у Толстого не сложилась: на Кавказ поехал добровольцем, вслед за старшим братом Николенькой, которому в юные годы во всем подражал, а тот был и впрямь заправский офицер. Лев участвовал в каких-то походах на непокорные аулы, до боевых действий его не допускали. В Севастополь приехал в чине подпоручика, командовал горной батареей, состоящей из десятка солдат и пары орудий. Батарею бросили в сражение на речке Черной, но так и не отдали приказа стрелять. Впоследствии он вспоминал, что побывал на двух войнах, но Господь не привел ему убивать людей. «Севастопольские рассказы» — журналистская работа. По договоренности с Некрасовым, редактором самого модного тогда журнала «Современник», он писал фронтовые заметки. Хотел сделать военный журнал, собрал круг офицеров-единомышленников, но издание запретили: лишняя информация, не согласился сам Николай I. Вот эти деньги от продажи усадебного дома в Ясной Поляне, которые Толстой хотел потратить на журнал, он и проиграл за две ночи в штосс.

культура: Другие ключевые точки в Вашей толстовской биографии — отлучение от церкви и духовный переворот.
Басинский: С одной стороны, связанные вещи, с другой — происходило это в разное время. Духовный переворот начался в конце 70-х. Толстой заканчивает «Анну Каренину», второй свой грандиозный роман после «Войны и мира», размышляет, какой бы мог стать третьим. Задумка — засесть за историческую эпопею о Петре I. Много собрал материала, долго готовился, тридцать три раза начинал писать — и не смог. У исследователей есть разные версии, по какой причине. Лев Николаевич говорил, что Петр ему опротивел.

культура: Почему?
Басинский: Сначала он рассматривал личность императора как фигуру прогрессивную, открывшую нам Европу. Но, по мере углубления в материал, пришлось взглянуть на Петра по-человечески, а тот собственноручно головы рубил стрельцам, неумело, в два приема, бояр унижал, традиции ломал, всех заставлял ходить на потешные ассамблеи, где издевались над православием. Лев Николаевич не мог писать, отстранившись от своего героя. Так он был устроен. Его герои — это всегда немножко сам Толстой. Пишет «Войну и мир» — становится Пьером и Андреем, взялся за «Анну Каренину» — и сам становится Анной.

культура: Это был творческий кризис?
Басинский: Отчасти. В «Исповеди», где он описывает, как им овладел «ужас перед «драконом» — всепожирающей смертью, делающей тщетными любые человеческие устремления, есть и размышления о том, что он «вкусил соблазна писательства, соблазна огромного денежного вознаграждения и рукоплесканий за ничтожный труд». Говорил себе: «Ну хорошо, ты будешь славнее Гоголя, Пушкина, Шекспира, Мольера, всех писателей в мире, — ну и что ж… Я ничего и ничего не мог ответить». Вот тогда он и пришел к выводу, что без веры нет жизни. И отправился в Оптину пустынь. С сегодняшней точки зрения, что такого? Впал в тоску, пошел в церковь, но и там спасения не нашел. Обычная история. Но дальше, переходя к известному конфликту, нужно понимать, что это тогда значило. Многие думают, что Россия в конце XIX века была очень религиозной страной, однако это не так. Крестьянство — да, хотя там было очень много суеверий, сектантства, темноты. А в среде дворянства, образованных слоев общества, к церкви относились как к устаревшему архаическому институту. Вспомним начало «Войны и мира»: старый Болконский и князь Андрей — они же просто атеисты. Княжна Марья — верующая, но это воспринимается обществом как чудачество: некрасивая одинокая девушка, что ей остается?

культура: А что не устраивало Толстого в православии?
Басинский: Он объяснял, что так и не смог найти в себе силы поверить в Евхаристию. Главное церковное Таинство не укладывалось у него в голове: как это хлеб и вино — тело и кровь Христовы. Другой бы даже не стал заморачиваться: ритуал, символика, но только не Лев Николаевич. Для него делать что-то не вполне искренне означало — сфальшивить.

Толстой ведь не зря «свободный человек», он не терпел принуждения. В одном из ранних дневников, еще восемнадцатилетним юношей он записал, что мы достигнем совершенства тогда, когда освободимся от всех внешних влияний.

культура: В определении Священного синода «Об отпадении графа Толстого от церкви», говорилось, что великий русский писатель отрицает догматы: непорочность Девы Марии, божественность Иисуса, исповедь и причастие. Все правда?
Басинский: Он все это отрицал. Поскольку был не церковным человеком. Его вера — свободное христианство: выполнять заповеди так, как об этом сказано в Евангелии. А принадлежность к конфессии вообще не важна. Но, конечно, в этом документе содержалась определенная доля лукавства. Такое определение можно было вынести в отношении любого образованного человека того времени. В церковь ходили формально, догматов не признавали, о том, что нужно исповедоваться и причащаться хотя бы раз в год, приходилось напоминать. Такой же документ — об отпадении от церкви — можно было напечатать и о Чехове, и о Бунине. Вообще о всех писателях и журналистах.

культура: Но почему-то досталось именно Толстому…
Басинский: Для Синода он был опасным человеком, его авторитет был невероятен, влияние на студенчество, разночинцев, крестьян огромно. Но самое главное, это я выяснил, когда писал «Святой против Льва», за ним шла значительная часть низового священства. Он уже не овец уводил из стада, а пастырей. Простые русские батюшки были образованными людьми. Кто семинарию окончил, кто академию. А после учебы они попадали в довольно грубую среду, когда любой благочинный начинал им тыкать. Абсолютная подчиненность епископату, бесправие. И толстовское христианство оказалось им очень близко. Их лишали сана, осуждали, но находились другие и снова задавали вопрос: а что плохого в учении Льва Николаевича? Приходилось вести очень активную полемику в СМИ, из которой — вот в чем казус — и узнавали о содержании речей Толстого. Притом, что все его работы, касающиеся церкви, — «В чем моя вера?», «К духовенству», трактовка четырех Евангелий — были запрещены. Журналистика того времени являлась настолько капитальной, с цитатами, выкладками, что критика невольно популяризировала Толстого. А там были очень хлесткие вещи. Особенно в «К духовенству» — чуть ли не мировой заговор, какой там Дэн Браун. Вообще, Толстой — человек радикальный в своих воззрениях. Если воплощать все, что он придумал, утвердится анархия. Он ведь и государство отрицал, и армию.

культура: А враг придет?
Басинский: Надо встретить его по-братски, и он одумается. Между взглядами Льва Николаевича и реальностью — пропасть. Его философия — это сила внутреннего убеждения, а не социальная практика. Главная идея заключалась в том, что не надо менять окружающий мир, надо менять себя. Я-то считаю, что он прав. Какие бы системы люди ни придумывали, что за революции ни устраивали — гибнут и страдают миллионы. Другое дело, это все красивая утопия, ни одна политическая фигура не может быть толстовцем.

культура: В Ясную Поляну стекались сотни ходоков, корреспонденты фиксировали каждый его шаг. Да что там, после смерти даже пришлось отменять поезда на Тулу, чтобы не случилось давки из желающих проститься.
Басинский: Интересно, что на похоронах не было ни одного писателя. Только Валерий Брюсов, который прибыл на личном авто, и юные сестры Цветаевы, чудом впрыгнувшие в поезд. Ни Горького, ни Леонида Андреева, ни Бунина, ни одного из тех, кто клялся именем Толстого, там не оказалось. В основном на похороны приехали студенты, но большую часть составляли крестьяне. И давайте смотреть правде в глаза: 80 процентов из них были неграмотными. Читать Толстого они не могли, слышали звон, какие-то идеи. Парадоксально, но крестьяне шли и к Толстому, и к Иоанну Кронштадтскому. Портрет настоятеля Андреевского собора висел в каждой избе, об этом и Чехов писал, возвращаясь с Сахалина. Для них Иоанн Кронштадтский был сверхсвященником — тем, кто «не для денег, не для господ», а для народа, всегда выслушает, поймет. А к Толстому шли потому, что он олицетворял образ правильного барина, хорошего, готового помочь. Бар ведь ненавидели после реформы 1861 года и не безосновательно: они стали латифундистами, а крестьян освободили без земли, ради того чтобы выжить, им приходилось брать ее в аренду. И расплачиваться в любом случае — неважно, урожай или неурожай. Голодоморы в России бывали с 1870-х, а в 90-е случилось три неурожайных года подряд. Страшный голод в Рязанской, Тамбовской, Самарской губерниях. Лев Николаевич вместе с дочерьми и молодыми толстовцами устраивали столовые. Но обращались к нему не только для того, чтобы поблагодарить, чаще — попросить денег. Доходило до смешного, заявились как-то молодые террористы — помогите купить револьвер, чтобы убить губернатора. Лев Николаевич стал объяснять им, мол, убивать нехорошо…

культура: А на другие нужды давал?
Басинский: Старался, но он был в непростом положении, так как от денег и собственности отказался. Раздал все жене и детям — в том числе права на «Анну Каренину» и «Войну и мир». У самого графа был только один доход. От постановки пьес: «Власть тьмы», «Плоды просвещения». Отказался бы и от них, но его остановило бытовавшее тогда правило: не востребованные автором театральные отчисления шли автоматом на развитие балета, а его Лев Николаевич терпеть не мог.

культура: Большой оригинал?
Басинский: Не без того. Он и сам чувствовал свою экстравагантность, осознавал утопичность идей, но вот надеялся, что пройдет лет сто, и все, над чем смеются современники, станет реальностью. И ведь что-то стало. Смертную казнь отменили, охота теперь хобби не модное, проводится множество кампаний против ношения натурального меха, кожи. И вегетарианство, казавшееся тогда дикостью, теперь в чести.

Дарья Ефремова

Газета «Культура»