Певцы народной скорби
Некрасов и Чернышевский как создатели культа Добролюбова. «Учительская газета» – о книгах Михаила Макеева «Николай Некрасов» и Алексея Вдовина «Добролюбов».
В. Кузьмичев. Н. А. Некрасов, Н. Г. Чернышевский и Н. А Добролюбов в редакции «Современника»
Начнем с книги «Некрасов», написанной Михаилом Макеевым, профессором филологического факультета МГУ, историком русской литературы XIX века. Михаил Макеев несколько лет проработал в американском колледже в Дартмуте, где изучал проблемы взаимодействия литературы и экономики на примере творчества и жизни поэта Некрасова. То есть доктор наук Макеев как минимум неплохо разбирается не только в творческих, но и в повседневных бытовых вопросах жизни поэта.
Поэтому его книга получилась не просто очередной биографией. Напомню, что раньше основным жизнеописанием Некрасова, в определенной степени образцовым, была книга Николая Скатова (также изданная в серии «ЖЗЛ»), последнее ее издание вышло в 2004 году. Книга Скатова считается классическим, самым полным жизнеописанием Николая Некрасова, поэтому новому биографу Михаилу Макееву пришлось не в последнюю очередь выстраивать свое повествование как полемику с этой знаменитой биографией.
Писать о Некрасове непросто. Он был не только известным и популярным поэтом, но и прежде всего общественным деятелем, издателем, редактором, успешным предпринимателем. Богатая и противоречивая натура: с одной стороны — барин, охотник, великий игрок, с другой — редактор крупнейших публицистических журналов своей эпохи, «открыватель талантов», давший путевку в жизнь не одному поколению писателей, прогрессивный мыслитель, искренний патриот, желавший облегчить тяжкую долю угнетаемого народа. Именно это сделало стихи Некрасова настоящей «народной поэзией», его лирические строки одинаково органично звучали и в крестьянской избе, и в компании столичных чиновников. При этом сохранилось множество свидетельств его современников, что в быту Некрасов не являлся, скажем так, светочем добродетели. Даже его гражданская жена Авдотья Панаева писала своей подруге, что «Некрасов работает, пьет и тоже играет в карты…».
Михаил Макеев раскрывает в своей книге малоизвестные страницы биографии Некрасова, не привлекавшие других исследователей (или нарочно остававшиеся за границами интереса, поскольку они нарушали светлый облик певца «народной скорби»). «Некрасов-предприниматель», «Некрасов и деньги», «Некрасов и высший петербургский свет» — эти страницы читаются буквально как деловая пресса или светская хроника полуторавековой давности. Например, мало известно, что Некрасов был членом Английского клуба, попасть туда могли только представители высшей аристократии. В Английском клубе велась большая карточная игра, в специальной комнате, называемой «портретной», и Некрасов был одним из самых страстных — и, замечает биограф, удачливых — игроков. За одним игровым столом с ним садились такие люди, как граф Адлерберг, личный друг наследника престола, будущего императора Александра II, Александр Абаза, будущий министр финансов (и добавлю — фигурант многочисленных коррупционных скандалов). И вообще круг знакомств Некрасова включал самых разных персонажей.
А для самого Некрасова карточная игра стала второй профессией, приносившей ему безумные по тем временам доходы — хотя и проигрыши случались. Некрасов втянул в карточную игру и другого известного писателя той эпохи Салтыкова-Щедрина, который тоже стал заядлым картежником.
Некрасов был автором поэмы «Тишина», которую благоговейно читали в лучших гостиных Петербурга. Но он же написал и «Размышления у парадного подъезда», опубликованные в герценовском «Колоколе». Некрасову приходилось лавировать, стараясь оставаться своим и для великосветского общества и для прогрессивной интеллигенции, нередко настроенной оппозиционно. Забавную запись о поэте оставил министр внутренних дел Валуев, который вызывал к себе Некрасова по каким-то журнальным делам: «Вчера был у меня Некрасов по делу о „Современнике“. Неприятная личность, но лично он не заговорщик, у него есть деньги».
Михаил Макеев написал замечательную биографию, не умолчав о тех сторонах жизни поэта, которые в советское время старались деликатно «не заметить». Пожалуй, это первое полноценное исследование жизни Некрасова именно не как биографии поэта, а как истории его деловых предприятий. Кто бы мог подумать, что именно Некрасов-издатель придумал издавать в России полное собрание пьес Шекспира и сборники «народной лирики» поэта Кольцова.
Некрасов был также причастен и к созданию культа молодого критика Николая Добролюбова, как известно, скончавшегося на 25-м году жизни. И самое интересное, что биография Добролюбова, написанная Алексеем Вдовиным, стала первым жизнеописанием Добролюбова в серии «ЖЗЛ» за все время ее существования. Уже один этот факт заставляет присмотреться к первой полноценной биографии Добролюбова крайне внимательно.
Отмечу, что автором книги о Добролюбове стал, пожалуй, один из самых молодых за всю историю серии «Жизнь замечательных людей» авторов. Алексею Вдовину чуть больше 30 лет, он доцент школы филологии НИУ «Высшая школа экономики», специалист по творчеству Некрасова, Добролюбова, Чернышевского, Белинского, Островского, Гончарова, истории русской критики и литературы XIX века.
Имя Николая Добролюбова, одного из самых выдающихся литературных критиков XIX века, известно всем со школьных лет, но его биографию тоже сильно перекроили в угоду требованиям идеологии. Алексею Вдовину пришлось немало поработать в архивах, чтобы восстановить подлинную биографию своего героя и очистить ее от советских (и даже более ранних, времен Некрасова и Чернышевского) мифов о Добролюбове как о бесплотном аскете и мученике, «светильнике разума», чьи радикальные статьи оказали огромное влияние на русскую общественно-политическую и литературную мысль.
В свое время Ханна Арендт заметила, что биографическое повествование в силу своей природы рассказывает не столько историю жизни, сколько задает новые отношения между человеком и временем. Лучшие биографические книги куда больше рассказывают об эпохе, в которой жил человек, показывают обстоятельства времени через факты его биографии, и делают это куда лучше, чем самые скрупулезные исторические исследования.
Такой получилась и книга о Добролюбове. Сам автор замечает, что сегодня литературная критика уже не вызывает такого неистового интереса, как в середине XIX века. И тексты того же Добролюбова сегодня интересны разве что исследователям истории литературы. Поэтому Добролюбов в наши дни не то чтобы не интересен — изменились обстоятельства, литературная критика и публицистика занимает куда более скромное место, соответственно и подходить к оценке творчества Добролюбова с нынешними мерками было бы неправильно.
Хотя и для нашего времени Николай Добролюбов мог бы стать человеком как минимум выдающимся. Прежде всего поражает его неистовая работоспособность. Он еще в юношеском возрасте читал по четыреста книг в год, составлял собственный реестр прочитанных книг, в которых отмечал свои читательские впечатления. Причем это была целая картотека — Добролюбов завел «личные дела» на всех современных ему русских писателей, включая третьестепенных, и это позволяло ему легко ориентироваться в литературной жизни той эпохи, которая по накалу страстей, конечно, значительно превосходила наше время. И то, что он стал именно литературным критиком, не случайно. И то, что, несмотря на короткий срок жизни, отпущенный ему судьбой, Добролюбов успел разработать собственный метод оценки и анализа литературных произведений, говорит о многом. Следует добавить, что Добролюбов самостоятельно учил языки, свободно читал и писал на французском и немецком. Что он собирался поначалу стать ученым и даже писал научную работу у известного профессора-лингвиста Срезневского. И вообще его жизнь — пример исключительной самодисциплины, когда человек собственным усердием преодолевает плохие стартовые условия (а в случае Добролюбова все было против него — бедность, одиночество, непризнание, вдобавок слабое здоровье). Не будет лишним заметить для читателей «Учительской газеты», что Добролюбов был студентом Главного педагогического института.
Понятно, что и на солнце бывают пятна, и в жизни Добролюбова было много такого, о чем старались не упоминать при изучении его статей в школе. Например, о его сложных отношениях с женщинами. Добролюбов был влюбчив, причем один раз (и даже не один) у него случился роман с проституткой, которую он искренне пытался «спасти», направить на верный путь, снабжал ее деньгами, в то время как дамы его сердца беззастенчиво обирали наивного юношу. Добролюбов, оказывается, писал стихи и тайно мечтал о поэтической карьере — но стихи его были настолько слабыми, что даже Некрасов, покровительствовавший ему, подарил ему свои произведения, выдав их за якобы написанные Добролюбовым. Несмотря на то что в течение пяти лет Добролюбов оставался одним из главных литературных критиков России, он так и не стал своим для писательского сообщества. Например, Тургенева он раздражал своими манерами, да и другие писатели из дворянского сословия косо посматривали на талантливого разночинца. Добролюбову повезло в том, что после его смерти Чернышевский и Некрасов немедленно стали создавать своеобразный «культ личности» (мы же помним со школьной скамьи — «суров ты был, но в молодые годы умел рассудку страсти подчинять»), и этот культ просуществовал практически до падения советского строя. Поэтому самое, пожалуй, интересное в биографии — это описание «посмертной биографии» Добролюбова, рассказывающий о том, как именно создавался его культ.