Повторяться не будем
Заканчивается 2016-й год и приближается 2017-й. Уже понятно, что главным юбилеем наступающего года станет 100-летие Февральской и Октябрьской революций. В связи с этим искусительно делать разные пророчества. Не повторится ли история, не ожидает ли нас новая революция?
Писатель Ольга Славникова в 2005 году выпустила роман «2017», где прогнозировала новую революцию. Роман талантливый, но сбудется ли прогноз?
Поэтому предлагаю не подводить литературные итоги уходящего года, а вспомнить, что происходило в литературе сто лет назад, в последний год существования монархии. Что писали, что думали литераторы этой эпохи?
Прежде всего в отличие от нас они не думали о новой мировой войне, потому что такая война шла уже второй год подряд, и фронтовые сводки, газетные сообщения о ней стали рутинным делом. Например, в августе 1916 года в течение пяти дней три государства объявили войну другим государствам: Италия — Германии, Турция — России, Болгария — Румынии. Но эти новости были не горячее, чем, скажем, Брусиловский прорыв летом этого же года, о котором много писали все газеты.
Между прочим, поэтов легко забирали на военную службу, не глядя ни на их возраст, ни на заслуги перед отечеством. В июле призвали в армию 35-летнего Александра Блока, у которого только что вышло в издательстве «Мусагет» собрание стихотворений в трех томах, причем очень большим для поэзии тиражом — по 3000 экземпляров каждая книга. Но Блок был зачислен простым табельщиком инженерно-строительной дружины, расквартированной в Полесском крае. А вот молодому 20-летнему Сергею Есенину повезло больше. Призванный в армию весной 1916 года, благодаря хлопотам друзей «с высочайшего соизволения» поэт попал санитаром в военно-санитарный поезд Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны, который находился в Царском Селе. В том же году вышла первая книга стихов Есенина «Радуница».
Вывод: на войне личные дружеские связи важнее поэтической славы.
Вообще 1916 год был годом скорее поэзии, а не прозы. Из заметных прозаических сочинений этого года можно назвать повесть «В людях» Максима Горького, которая выходила в течение всего года в журнале «Летопись» как продолжение его повести «Детство», опубликованной отдельным изданием годом раньше. А самой заметной и скандальной публикацией 1916 года был роман «Яма» Куприна о публичном доме. До этого роман выходил частями в сборниках «Земля», на которые из-за этого романа накладывали цензурные аресты, в 1915 году по «Яме» был уже снят немой фильм, который тоже запретила цензура за его безнравственность. Так что к отдельному выходу этого романа в 1916 году публика была уже достаточно подготовлена, и тираж его оказался сказочно большим — 20 000 экземпляров!
Чего не скажешь о поэтических сборниках. Они выходили мизерными тиражами, максимум по 1000 экземпляров. Но гораздо чаще — 400−500, не больше. Иногда тиражи были какие-то уж совсем непонятные. Так, книга стихов крестьянского поэта Алексея Ширяевца «Запевка» вышла тиражом 240 экземпляров, причем в Ташкенте. Это тоже примета времени, когда империя еще существовала. Сборники стихов русских поэтов выходили не только в Петрограде и Москве, но и в Ташкенте, Тифлисе, Харькове. Перед самой революцией их вышло очень много. И все первоклассные имена!
В 1916 году свои книги издали Вадим Шершеневич («Автомобильная поступь») и Михаил Лозинский («Горный ключ»), Георгий Адамович («Облака») и Осип Мандельштам («Камень»), Николай Гумилев («Колчан») и Георгий Иванов («Вереск»), Константин Большаков («Солнце на излете») и Рюрик Ивнев («Золото смерти»), Василий Каменский («Девушки босиком») и Николай Асеев («Оксана»), Владимир Маяковский («Простое как мычание») и его тезка, никому тогда еще не известный 17-летний Володя Набоков (она называлась просто, скромно «Стихи»).
Этот год был каким-то поэтическим безумием, как, собственно, и все предреволюционные годы.
Россия «взорвалась» поэзией. И нужно понимать, что все поэтические достижения первых двух десятилетий советской власти, равно как и поэзии первой эмиграции «ковались» в недрах так называемого николаевского режима. Все «главные» советские и эмигрантские поэты от Есенина и Маяковского до Георгия Иванова вышли из недр царской России, а не советской Москвы и эмигрантского Парижа. Не будем же об этом забывать.
Как и о том, что писатели, в том числе и поэты, в том числе и те, что потом «воспевали» революцию уже постфактум, «воспевали» Ленина, а потом и Сталина, у которых затем как бы «открылись глаза» на всё, что произошло с Россией, до революции 1917 года прямого участия в ней, конечно же, не принимали. Они чувствовали, что она произойдет, они ее ждали. Одни ее боялись, другие, может быть, хотели. Но они ее не делали, потому что все политические перевороты делают совсем другие люди. Как, впрочем, и не боролись с ней, потому что бороться с революцией было немодно и «ретроградно». Об этом хорошо писала в дневнике Зинаида Гиппиус 3-го октября: «Никто не сомневается, что будет революция. Никто не знает, какая и когда она будет, и — не ужасно ли? — никто не думает об этом. Оцепенели». Вот именно «оцепенели». Потом уже «сообразили». Каждый по-своему. Бунин — по-своему, Маяковский — по-своему. Все после революции стали «пророками» задним числом. Все неожиданно прозрели…
Может, это и был главный итог литературного 1916 года. К счастью, я не вижу почти ничего общего с литературным 2016-м годом. Другое было время и другие нравы.
Вот и в будущем году давайте не будем повторять историю. В конце концов это просто скучно.
Павел Басинский