«Федор Абрамов» Олега Трушина: взгляд из Беларуси.

Величина художественного таланта Фёдора Абрамова — отражение его веры, увлеченности писателя судьбой своих односельчан, жителей северной деревни Веркола, судьбой советской деревни со всеми ее проблемами, со всем драматизмом жизни в разных сельских уголках России, да, впрочем, и всего советского пространства. Знаменитая тетралогия «Братья и сёстры», другие произведения писателя, не так и долго проработавшего в художественной литературе, смогли продолжить извечный труд настоящей русской литературы — труд нравственного, гражданского воспитания читателя. Лишенный праздного осмысления жизни, Фёдор Абрамов сумел выговориться, найти слова, сложить их в послание в вечность... Всё это талантливо и убедительно смог передать читателям автор повествования «Фёдор Абрамов: Раненое сердце» российский писатель, историк Олег Трушин.

«В Фёдоре Абрамове всё сложно, — пишет Олег Трушин, — и личность, и время, в которое он жил. Даже в когорте писателей-деревенщиков его фигура стоит особняком — в своё творчестве он ни разу не отступил от выбранного им направления в прозе — писать о жизни деревни, писать честно и искренне, так, как до него этого не делал никто. Оттого и неудивительно, что его „Братья и сёстры“ и поныне являются одним из главных произведений послевоенной прозы, даже несмотря на то, что его на обширном литературном просторе уже несколько подзабыто.

Его боялись и благословляли. С ним искали дружбы и ненавидели. Он чаще был белой вороной в стае своих соплеменников, отвергая в общественной жизни то, за что душа рвалась на части, уходя в глубокое пике. И это было страшно.

Его взрывная натура, суровость отпугивали многих, но когда его не стало, нашлась масса тех, кто очень хотел причислить себя к его друзьям. Он мог сказать что-то обидное в адрес своего оппонента, но потом, по воспоминаниям вологодской поэтессы Ольги Фокиной, долго мучился от этого, болел душой и в конечном итоге каялся. Он до конца своих дней не прекращал будить в себе человека и этого требовал от других. Он олицетворял собой огромный духовный мир, был феерией эмоций, страстей, в нём бурлила огромнейшая энергия творчества.

Он был горячим во всём — в писательском труде, в работе, в общении с людьми, в любви и дружбе. Ему ничего человеческое было не чуждо. Он не страдал снобизмом, но и не был открытым каждому встречному-поперечному...»

Жанр биографического повестования предполагает хронологическую последовательность. Этому, разумеется, следует и автор книги о Фёдоре Абрамове. Четырнадцать частей-глав вмещают всю жизнь великого писателя, от 1920 до 1983 гг. Судьбоносными представляются те периоды, которые в значительной степени сформировали личность автора тетралогии «Братья и сёстры»: Великая Отечественная война, служба писателя в «СМЕРШе», учеба в Ленинградском университете, в университетской аспирантуре, знакомство и первые годы жизни с Людмилой Крутиковой... Уже в 1941 году Фёдор Абрамов с небольшим интервалом получает два тяжёлые ранения... Особенно сложным было второе. Автор книги приводит воспоминания филолога Валентины Гаповой, которая сама училась в Ленинградском университете, на курс младше Абрамова... «...переживая блокаду, окончила курсы медицинских сестер, — пишет О. Трушин. — Эти воспоминания, названные „Одна зима“, позволяют прочувствовать силу духа солдата Фёдора Абрамова, сумевшего, именно сумевшего, выжить. Именно Гапова разыскала те самые „хроники“ — госпитальные учётные карточки бойца Фёдора Абрамова, ныне хранящиеся в архиве военно-медицинских документов Министерства обороны, которые и позволили с достоверной точностью определить хоронологию его ранений, даты нахождения в госпиталях до отправки на Большую землю.

„Я сначала его услышала, а потом увидела... — напишет Гапова. — Поздний декабрьский вечер. Госпиталь погружён во мрак и тишину... Раненые ещё не спят... На дежурном посту мигающий огонёк коптилки бросает тени... И вдруг по всему этажу гулко разносится отчаянный крик. Пронизывающие вопли человека, попавшего в беду:

Ужин! Ужин! Дайте есть! Есть! Есть!

... Зато отчётливо, совсем наяву — на узкой железной койке худой юноша с непокорной густой шевелюрой, смуглым заострившимся лицом и тёмными, лихорадочно блестевшими глазами. Укрытый байковым одеялом до пояса, с распахнутым воротом нательной рубашки, приподнявшись на локте, он умолял, просил, кричал вместе с другим новичком дать поесть. Мне нечего было дать, у меня ничего не было...“

В госпитале Абрамову едва ли не отняли ногу... Сохранилось и свидетельство о том, как писатель покидал Ленинград. »... в холодном вестибюле он стоит на костылях, в шинели, опираясь на одну ногу, левая полусогнута, висит закутанная, лицо почти угрюмое от напряжения... Повиснув на костылях, развёл в обе стороны свои небольшие ладони: «У меня голые руки, Валя, я еду без варежек». Несу шерстяные малинового цвета варежки... Надел... На левой варежке во всю ладонь дыра! В уголках его сжатых губ — горечь и скорбь... Откуда только у него брались силы стоять на одной ноге с тяжёлой, незажившей раной под северным сквозняком?.."

Стоит дополнить, что Валентина Игнатьевна Гапова (1923 — 2003) — литературовед, исследователь белорусско-польских и белорусско-русских литературных связей. Родилась в Беларуси, на Витебщине. В 1953 году защитила кандидатскую диссертацию. В 1946 году окончила Лениградский университет. Училась в аспирантуре на кафедре славянских литератур. С 1949 года преподавала польскую литературу в Ленинградском университете. А в 1955 — 1957 гг. — русскую литературу в Минском педагогическом институте. В 1959 — 1986 гг. года работала в Институте литературы имени Янки Купалы Академии наук БССР. Валентина Гапова — автор монографий «Элиза Ожешко» (Минск, 1969), «Белорусско-русское поэтическое взаимодействие» (Минск, 1979).

Осенью 1948 года Фёдор Абрамов встречается с Людмилой Крутиковой, которая впоследствии станет его женой. Из ее книги «В поисках истины: Воспоминания и размышления о прожитой жизни»: «Мы вместе посещали общие лекции и семинары, обсуждали услышанное и прочитанное, гуляли по городу. Он часто бывал у меня в общежитии на 7-й линии Васильевского острова. Я даже угощала его обедом и ужином... Постепенно наши дружеские отношения переросли в более глубокие чувства, и мы решили связать наши судьбы». Но первые годы знакомства, жизни с Крутиковой — это годы испытаний, осмысления того, как совмещаются личная жизнь и общественные устремления, как сочетаются творчество и семья... За плечами у вчерашнего защитника Родины, за плечами у коммуниста Фёдора Абрамова — фронт, служба в «СМЕРШе». А у Людмилы Крутикоовой — драматическая жизнь на оккупированной территории... Чтобы защитить кандидатскую диссертацию, она уезжает в Минск, преподает в Белорусском государственном университете... Они переписываются, звонят друг другу, ездят на встречу один к одному. И то приближаются, то отдаляются... Но Господь Бог дал им шанс все-таки быть вместе. Олег Турчин подробно описывает характер отношений писателя и любящей его женщины особенно в этот период. Даже представляется, что из этой исключительно важной части повествования может вырасти отдельная книга... Книга о любви, верности, о сомнениях, внутренних переживаниях двух ярких личностей.

Людмила Крутикова пережила мужа на многие десятилетия, она ушла из жизни в 2017-м... Подготовила шеститомное собрание сочинений писателя, содействовала выходу десятков его книг, публикации открытых, смелых дневников Фёдора Абрамова. Судьбы таких жен, как Людмила Крутикова, в знак своего служения сами по себе достойны отдельного повестования в серии «Жизнь замечательных людей».

... Что примечательно в книге О. Трушина о Фёдоре Абрамове? Автор биографии писателя рельефно, очень ярко показывает стержневую основу гражданского и художественного характера своего героя. После прочтения «жэзээловской» книги тянет прочитать или перечитать написанное Фёдором Абрамовым. И я лично, к примеру, снимаю с полки томик его «разностей» «Чем живём-кормимся?», книгу, в которую вошли очерки, статьи, воспоминания, литературные портреты, заметки разного характера, размышления, беседы, интервью, выступления. Купил ее когда-то в далеком от Минска Ашхабаде. Даже помню книжный магазин, на полке которого мне приглянулась эта книга. Так и вожу за собой этот том, вместивший в себя непроходящую боль настоящего художника слова, каждая страница открытий которого — взгляд внутрь нас самих... С такой же «абрамовской» строгостью написана и книга Олега Трушина о великом слуге русской литературы.

Алесь Карлюкевич, Звязда