Валентин Курбатов: «Чего всё время в зеркало глядеть? Хочется другого увидеть»
Чтение, к счастью, обожают многие, но подавляющее большинство берет в руки книгу в свободное от работы время. Давний друг «Молодой гвардии», писатель, литературный критик, член Совета при Президенте Российской Федерации по культуре и искусству Валентин КУРБАТОВ, напротив, принадлежит к числу тех, для кого чтение является и призванием, и профессией. Мы побеседовали с Валентином Яковлевичем о прошлом, настоящем и будущем отечественной литературы.
— У нас в архиве хранится уникальная фотография: «Молодая гвардия» собирает у себя весь цвет нашей литературы. На встрече в издательстве: Расул Гамзатов, Петр Проскурин, Юрий Бондарев, Валентин Распутин, Владимир Крупин и другие. В том числе вы. Какое место занимало и занимает в вашей жизни издательство «Молодая гвардия»?
— Я как раз там на карточке из «и другие». Это 1992-й год (у меня даже и число на обороте стоит — 4 июня) — не последний ли съезд писателей? Это меня, кажется, Виктор Петрович Астафьев заманил, потому что тогда вышло в «Молодой гвардии» его собрание сочинений с моим предисловием. Впрочем, вышло не целиком — время было для издательства трудное. Чувствовал я себя в этом высоком обществе смущенно и шептал на ухо Гамзатову, что я, очевидно, представляю здесь «многомиллионного читателя», а Расул Гамзатович смеялся: «Ну, а я, наверно, представитель национальных литератур».
А связи были и раньше. Я писал предисловия и к Олегу Куваеву, и к книгам Валентина Григорьича. Что-то мы затевали с Юрием Иванычем Селиверстовым. А уж потом выпадала честь и к серии «ЖЗЛ» предисловия писать — о Ренуаре, апостоле Павле, Шукшине, Федотове, Льве и Алексее Толстых. Так что я уж «своим» себя почувствовал и сегодня, пожалуй, и не прятался бы, как на той фотографии. А, может даже, сидел бы и откинувшись на стуле.
— Как бы вы охарактеризовали значение советского этапа развития русской литературы? Должным ли образом мы сегодня к нему относимся?
— Хорошо бы охарактеризовал. Имена-то, имена — Замятин, Булгаков, Федин, Пильняк, Пастернак, Ахматова, Маяковский, Твардовский! Да и в самое-то последнее время — хоть те, кто на той фотографии: Распутин, Бондарев, Белов, «спрятавшийся» Виктор Петрович. Открывай Справочник Союза писателей СССР и сам и решай, как относиться к Е. Носову, С. Залыгину, А. Битову, К. Кулиеву, К. Каладзе, Г. Матевосяну, В. Быкову, М. Бажану… Это уж и не просто литература, а цивилизация, античность наша. А как мы относимся? — разогните статьи Вик Ерофеева и увидите, что он справляет «поминки по советской литературе», откройте мемуары А. Приставкина и увидите, что помянутые мной писатели «далеки от культуры». Ну, а нынешним ребятам «от литературы» и сам Бог велел расставлять локти пошире, вытесняя советскую литературу на периферию европейского существования, чтобы «рынок занять». Да только сами-то они при их проворстве все-таки нашей античностью не станут, потому что уничтожили «землю под ногами», без которой культура не стоит. Литература-матушка народом крепка, а когда вместо него оказывается только беспамятное «население», то читатель-то есть, а литературы, как континента, нет.
— Вы входите в состав жюри премии «Ясная Поляна», раньше были членом жюри «Национального бестселлера» и других литературных премий. В каком состоянии находится сегодняшняя литература? В каком направлении она развивается? Назовите имена современных авторов, которые вы с радостью открыли для себя в последнее время.
— Ну, тут я, может, поперек себе скажу, потому что «общая картина» часто отличается от «отдельных случаев». Русские же ребята! Дети русского слова! Куда мы без литературы? Она сама за себя заступится. И она держит в чистоте и свете мысль Романа Сенчина и Олега Павлова, Захара Прилепина и Сергея Шаргунова, не дает пошатнуться духовной традиции в книгах Алексея Варламова и Владимира Чугунова, Евгения Водолазкина и Майи Кучерской. И крепки, и сильны, а вот «отрядом» их не увидишь и обоймой не выставишь, чтобы само собой родство выговаривалось, как прежде при именах Астафьев-Белов-Распутин. Да и те, кто держит себя наособицу и торит дороги расторопному постмодернизму, тоже ведь не на чужой улице живут и умеют и сами над собой, и над временем посмеяться, так что иногда с горечью подумаешь, что им уж и самим эта «особица» в тягость и хотелось бы дружеством побыть. Поглядишь ли Владимира Сорокина, Виктора ли Пелевина, Андрея ли Геласимова. Вон у Андрея в повести «Холод» как чудно высмотрен нынешний молодой, да уж и не очень, герой: «Вся эта игривость по отношению к жизни, его словечки, легкий и даже обаятельный цинизм, а самое главное — соблазн тут же забыть обо всем, были не просто знакомы Филе. Он сознательно вырастил эти свойства в себе, потратив на их выращивание годы». А? Ведь эти «фили» сегодня не одну литературу с журналистикой населили, а и всю «улицу», вырастив за годы свободу ни за что не отвечать, потому что не Родина ведь вокруг, а «постоялый двор» (как это у Федора Михайловича: «Нравственных идей теперь совсем нет; вдруг ни одной не осталось и, главное, с таким видом, как будто их никогда и не было. Все точно на постоялом дворе и завтра собираются вон из России»). Ну, вот видите, значит, и тут «традиция»: «обаятельный цинизм» и «соблазн забыть обо всем». Со времен Федора Михайловича не переводились. Можно на минуту и утешиться. Раз уж было и оказалось преодолено, то, Бог даст, и теперь потихоньку выветрится как простуда.
— Насколько развита сегодня культурная жизнь ставшего для вас родным Пскова, в котором вы живете уже больше полувека? В Москве и Петербурге вы, вероятно, бываете лишь наездами. Хватает ли этого, чтобы жить по-настоящему насыщенной культурной жизнью? Я имею в виду концерты, выставки, спектакли. Или за подлинным искусством нужно теперь ехать не столько в столицы, сколько именно в провинцию?
— Ну, если «насыщенная культурная жизнь» — это выставки, спектакли, концерты, то я, грешный, этой жизнью давно не живу. Хотя в Пскове, как и везде теперь, и выставок и концертов достаточно. У нас вон и «Крещендо», и антрепризные спектакли лучших театров страны, и два десятилетия Всероссийского Театрального Пушкинского фестиваля, и пушкинский Праздник поэзии. Не выезжай никуда, а общее представление о «культуре времени» будет. И я в меру сил смотрю, а то и участвую. А вот отчего-то настоящего ощущения глубокой культуры с некоторой поры нет. Оказывается, ее основу составляют вовсе не выставки и спектакли, а те, кто держит город своим человеческим сердцем. Приедешь в Красноярск и спрашивать о культуре не будешь, потому что тебе назовут имя Виктора Петровича и ты почувствуешь себя в середине мира. Приедешь в Иркутск, а там Валентин Григорьевич, и он таинственно определит духовную высоту всего города. Так у нас держала город высокая русская реставрация с великими именами Спегальского, Скобельцына, Смирнова, словно они были и литературой, и театром, и кинематографом, и всё остальное крепилось их делом и славой. Чужими концертами и выставками свое единственное лицо не определишь. А мы нынче от этих постоянных гастролей и всевластного телевидения с интернетом все немножко на одно среднеарифметическое лицо и оттого друг другу всё менее интересны — чего всё время в зеркало-то глядеть. Хочется другого увидеть. А это «другое» всё реже и хоть мы всё время пытаемся убедить друг друга, что культуру спасет провинция, но это уж одно пустое общее место.
— Вы были автором предисловий к ряду книг серии «ЖЗЛ» и по праву считаетесь мастером малого жанра. Почему руководителям «Молодой гвардии» никак не удается уговорить вас на написание чьей-либо «полнометражной» биографии?
— У меня «короткое дыхание» — как раз на размер предисловия. Да и детское любопытство к миру, как у всякого деревенского человека, перевешивает. Замечательная детская сказочница и художница Татьяна Александрова говорила: «Я могу нарисовать пейзаж за два часа, но ведь за это время можно увидеть столько прекрасного, потому что мир так красив, что он не может надоесть и в бессмертии». Вот и мне хочется «наглядеться».
— Назовите ваши любимые книги серии «ЖЗЛ».
— А все, которые прочитал, те и любимые. Жаль только что прочитал только часть — другие книги и обязательства отнимают.
— Расскажите, пожалуйста, о ваших творческих планах.
— А вот планов уже не строю. Какие планы в семьдесят семь лет? Доделать, что прежде затеял, да наглядеться пока на этот мир, потому что бессмертие утешит не всех.
— Понятно, что литература, чтение занимают в вашей жизни главное место. А как вы проводите свободное от чтения время?
— А в чтении и провожу — только в другом. Начитаешься обязательного-то в жюри (а это бывает до сотни книг — иной человек за жизнь столько не читает, сколько бедные «эксперты» за три-четыре месяца) — захочется и «своего». Да ведь и друзья не щадят — тоже требуют, чтобы «почитал».
В прежние годы, когда времени было побольше (как странно, что к старости дни стремительно сокращаются!) любил шлюпочные парусные походы с товарищами по Псковскому озеру, большой теннис, зимами лыжи и коньки и нет-нет набеги в Москву или Петербург потолкаться по выставкам и театрам. А уж теперь ни парусов, ни тенниса, ни театров (кроме обязательных, вроде Псковского Пушкинского театрального фестиваля). Остались одни лыжи и то потому, что грех не похвалиться олимпийским костюмом, который жаловали нам, несшим Олимпийским огонь (я нес с товарищами в толстовской Ясной Поляне). Блеснешь, похвалишься, а потом не знаешь, как сердце успокоить. А придешь в себя и за чтение! Куда уж мы теперь без него?
Сергей Коростелев
