Перед любым автором, работающим над биографией человека античного времени, встает проблема – о чем писать? О герое все известно было уже в глубокой древности, с тех пор никаких новых сведений появиться не могло. Михаил Бондаренко, автор «Вергилия», смог благополучно решить данное затруднение и написать книгу, которая читается легко и с интересом.

Он не пошел по пути фантазий и домыслов, как порой поступают авторы книг о героях древности, а постарался максимально полно изложить имеющиеся достоверные факты о римском поэте одновременно с рассказом о том времени и обществе, в котором выпало жить Вергилию. Четко и ясно он описывает запутанную политику конца Римской республики, гражданские войны, во время которых происходило становление поэта. С историческим повествованием сплетается повествование о культуре, быте, экономике римского общества.
Важно, что Публий Вергилий Марон представлен не изолированно, а на фоне поэтов своего времени, о каждом из которых Бондаренко также обстоятельно рассказывает. При этом упоминается много имен, однако от большинства из них до нас стихи не дошли – так история совершает свой отбор. Ведь если бы даже не сохранилась «Энеида» как целостное произведение, то, по мнению ученых, ее текст можно было бы полностью восстановить, используя цитаты из нее в других книгах.

Из книги мы узнаем и о дружбе Вергилия и Горация, о роли Мецената, который привлек их к себе и обратил внимание на поэта императора Гая Октавиана Августа. По сегодняшним меркам массовой культуры и массового общества привлечение ко двору автора стихов выглядит чем-то абсурдным. То ли дело – популярная певица или актер. Но в те времена ценился именно гений, причем в наивысшем его проявлении. А поэзия (тогда прозы как жанра практически не существовало, за исключением истории и мемуаров) и является вершинным проявлением человеческого духа. Кроме того, национальные поэты создают литературный язык – то, что объединяет народ, а Вергилий к тому же написал национальный эпос – «Энеиду», которая выполняла роль главной книги римлян на протяжении пяти веков. Автор, кстати сказать, дает подробнейший пересказ «Энеиды», как и других произведений своего героя, включая самые ранние стихотворения.

Вергилию не повезло в последние лет двести, когда фигура Гомера заслонила его, равно как Гораций и Овидий вызывали больше интереса. Викентий Вересаев писал вполне типично: «Каким неотесанным самоучкой кажется Гомер рядом с Вергилием! Как корявы порою его стихи, как неубедительны ритмы, как примитивны аллитерации, как ненужны проскакивающие иногда банальнейшие рифмы! То ли дело Вергилий: точный, сжатый стих, богатейшая звукопись, ритмы, точно соответствующие содержанию, изумительные аллитерации… И все-таки – просто смешно ставить их рядом. Великан Гомер и рядом, по колено ему, – Вергилий… Когда читаю «Энеиду» Вергилия, чувствую перед собою с огромным мастерством рассказанную сказочку о приключениях выдуманных героев, о действиях богов, в которых ни сам Вергилий не верит, ни мы с вами». Но такое мнение – реакция на гимназическое зазубривание «Энеиды», о чем писал еще Пушкин: «Да помнил, хоть не без греха,/ Из Энеиды два стиха».

Бродский, со своим интересом к античной классике, Вергилия также пропустил и обращался к Горацию. Наверное, он не принимал его по тем же причинам, что и Тютчева. Но мы должны ясно понимать, что и для современников, и для потомков именно Вергилий был главным поэтом Рима и им остается. Влияние его на мировую литературу и, говоря шире, культуру громадно и может быть сравнимо только с Гомером и Шекспиром. Недаром Данте избрал его в провожатые по Аду и Чистилищу в своей поэме.

Книга Михаила Бондаренко написана вполне профессионально. Можно лишь отметить отдельные недостатки. Так, например, эпитет «древнегреческий» представляется излишним, когда говорится об изучении его Вергилием. Наверное, стоило бы упомянуть о восстании Спартака, всколыхнувшем Италию как раз накануне рождения поэта.

Автор подробно рассказывает о судьбе творческого наследия поэта в позднеримское время и Средние века, но нет такого же анализа о более поздней эпохе (еще в XX веке Герман Брох писал знаменитый роман «Смерть Верглиия»). И конечно, не хватает «русского Вергилия». А ведь травестированные «энеиды» – «Вергилиева Энеида, вывороченная наизнанку» Николая Осипова, анонимная белорусская «Энеида наизнанку» и «Энеида» Ивана Котляревского, сыграли немалую роль в развитии восточнославянских языков, особенно последние две. В подписях к иллюстрациям допущены нелепые ошибки – французский художник Шарль Жалабер стал каким-то итальянцем Ч. Джалаберта, а художница Кауфман – «художником».

Закончить хочется цитатой из стихотворения Ивана Бунина «У гробницы Вергилия»:
…Счастлив я,
Что моя душа, Вергилий,
Не моя и не твоя.
Вот это понимание всемирности римского поэта особенно важно при чтении как его стихов, так и книги о нем.  

Максим Артемьев
«НГ Exlibris»