28 марта – 150 лет со дня рождения великого русского писателя Максима Горького, продолжившего в 1933 году издание серии «ЖЗЛ».

Аксели Галлен-Каллела. Максим Горький. 1906

Алексей Максимович Горький (Пешко́в) (1868—1936) – выдающийся русский писатель, литературный критик, общественный деятель, просветитель, издатель, организатор многих начинаний в культурной и общественной жизни. В 1933 году продолжил издание серии «ЖЗЛ», основанной Флорентием Павленковым в 1890 году. В 1933—1936 годах – член редколлегии серии; в «ЖЗЛ» вышли его книги «Портреты замечательных людей» (1936), «Литературные портреты» (1963, 1967, 1983). В 1938 году, согласно воле почившего Горького, серия «ЖЗЛ» перешла «под крыло Комсомола» и стала издаваться «Молодой гвардией». Книги Горького не раз выходили в нашем издательстве: «Сказки об Италии» (1931), «О религии» (1937), «Детство. В людях. Мои университеты» (1948), «Горький – детям» (1962), «Избранное» (1968), «Мой друг – великий человек» (1980), «Идущим в гору» (1984) и др.

В «ЖЗЛ» биографии Горького выходили за авторством Ильи Груздева (1958, 1960) и Павла Басинского (2005, 2006). В 2016 году книга Дмитрия Быкова о Горьком вышла в Малой серии «ЖЗЛ».

«Последняя веха — Толстой. За Толстым никого — или Горький», — писал Дмитрий Мережковский в книге «Не святая Русь». Это сказано не в сравнение уровней художественного дарования, а относилось к первой части знаменитой трилогии, повести «Детство».

Казалось бы, что тут обсуждать: автобиографическая вещь, каких много. Но критик увидел в ней символическую формулу России. Бабушка и Дедушка — две ипостаси уходящего русского мироощущения, русской религиозности. Бабкина вера — народная, стихийная, полуязыческая, теплая. Взгляды Деда — государственнические, жесткие, по-петровски реформаторские, собирающие всех и вся в страшный кулак. Она — поэзия. Он — наука. Первая безграмотна. Второй полуграмотен. Формирование Алеши Пешкова происходило на пересечении этих полюсов, однако, подобно хитроумному Улиссу, он миновал Сциллу и Харибду обеих традиций. Потому и стал Горьким, самостоятельной духовной фигурой, создателем новой веры — религии человека.

Биограф Горького Павел Басинский

«/Пешков/ слишком убежден, что не похож на людей, слишком этим рисуется, причем — не похож ли на самом деле — это еще вопрос, — рассуждает о себе в третьем лице любивший всякого рода масочность писатель в корреспонденции к будущей жене Екатерине Волжиной. — Это может быть одной только претензией. Но претензия позволяет ему предъявлять к людям слишком большие требования и несколько третировать их свысока».

«Люди» и «человеки» — одна из важнейших его тем. Первые ведут бездумную, растительную жизнь, страдают, бессмысленно погибают; так для них устроил Бог; но Он умер, бросив творения на произвол дьявола. «Человеки» — другое. Это существа высшего порядка, знаменующие новый виток развития цивилизации, они не верят в отжившие сказочки, становятся рядом с Творцом, чтобы построить свой мир, создать собственный рай.

Интересно, что идеи, которые принято считать горьковским ницшеанством, появились в произведениях писателя гораздо раньше, чем ему представилась возможность познакомиться с трудами базельского философа. Рассказ «Макар Чудра», напечатанный в 1892 году в газете «Кавказ», начинается с абсолютно ницшеанского высказывания, вложенного в уста старого цыгана: «Так нужно жить: иди, иди — и все тут. Долго не стой на одном месте... А задумаешься — разлюбишь жизнь, это всегда так бывает. И со мной это было». Один к одному — «Несвоевременные мысли» германца, тогда еще не переведенные на русский.

«Человек — это переход и гибель», — говорил Заратустра, имея в виду «мост», протянутый природой между животным и сверхчеловеком. Таковы и горьковские герои: Коновалов, Челкаш, Сатин, Лунев, Фома Гордеев. Все эти мощные, гордые, заносчивые люди в старом мире бессильны, сходят с ума, разбивают головы о стену, вешаются. Само название одной из частей автобиографической трилогии — «В людях» — не случайно. Когда отец и мать умирают, дед выгоняет Алешу из дома: «Ты — не медаль, на шее у меня — не место тебе, иди-ка ты в люди». Пешков работает в Нижнем, потом в Казани — бурлаком, помощником булочника, разносит выпечку студентам духовной семинарии, и они с удивлением смотрят на рассыльного, цитирующего Маркса, Лаврова, Шопенгауэра. Для Алеши было делом принципа вырваться из толпы. Он хотел доказать свою правду. «Любимая книга моя — книга Иова, всегда читаю ее с величайшим волнением, а особенно 40-ю главу, где Бог поучает человека, как ему быть богоравным и как спокойно встать рядом с Богом», — напишет он годы спустя Василию Розанову. В отличие от библейского Иова довел свой бунт до конца.

К началу века Горький обрел мировую славу. Ни Бунин, ни Чехов, ни Куприн не были так знамениты. Во время литературного турне 1907-го по Америке его встречают Марк Твен и Уильям Дин Хоуэллс. На Капри он даже не арендует вилл — ему снимают.

Его произведения заражали читателей, в нем видели сокола и буревестника всего нового, светлого — в противовес безвременью и тишине старого. Читателя меньше всего интересовал смысл горьковских вещей. Он искал настроение, созвучное своей эпохе. Хотя этот большой и разноплановый художник время опережал. «На дне», шедшая в Берлинском театре с пятьюстами аншлагами, абсолютно экзистенциальная вещь — пьеса социальных масок, которые еще и разрушаются по ходу действия. Шедевральны «Жизнь Клима Самгина»,  «Мать», рассказы «Челкаш», «Макар Чудра», пьесы «Васса Железнова», «Егор Булычев и другие», «Мещане».

Горький на Капри

Горький — творец культурной ситуации. Без него непредставимы закат Серебряного века и советская художественная среда. Создатель ведущих издательств, организаций («Знание», «Всемирная литература», Литературный институт, Союз писателей), он превратил литературу в одно из главных дел страны. До него писатель, даже самый гениальный, ходил к издателям на поклон. Рынком правил капитал. Бунин мог сколько угодно ругать Пешкова в эмиграции, но если бы тот не опубликовал в «Знании» «Листопад» и «Антоновские яблоки», об Иване Алексеевиче никто бы тогда не узнал. Так же, как о Куприне и Леониде Андрееве. Недаром они посвящали свои первые произведения именно ему, потом, правда, эти посвящения снимали.

Горький и на революцию смотрел как на культурную силу, которая наконец объединит интеллигенцию и народ, позволит построить новое общество — справедливое и прогрессивное. С этими надеждами вернулся в СССР в 1928-м — многотысячная толпа встречала его у площади Белорусского вокзала, до дома несла на руках.

Он не был первым в России изобразителем босячества. До него этим занимались Успенский, Левитов, Слепцов, Решетников, Короленко. Вот только босяк представлялся запуганным и затравленным существом, а уж никак не сверхчеловеком. «За Толстым никого — или Горький» — это о масштабе личности, влиянии на культуру, эпоху, миропорядок. А по уровню художественного дарования Мережковский ставил Горького ниже Толстого и Достоевского. Впрочем, этих двоих пока вообще никто не превзошел.

Павел Басинский – известный писатель, литературовед, биограф Горького.

Смотрите также: О Максиме Горьком – в программе «Агора»