Кандидат филологических наук, доцент кафедры журналистики и славянской филологии Севастопольского государственного университета Виктория Миленко рассказала о работе над биографиями русских писателей Серебряного века — Аркадия Аверченко, Саши Черного и Александра Куприна. Вышедшие в серии «ЖЗЛ», эти книги составили своеобразную трилогию автора.

— Как началось ваше сотрудничество с «Молодой гвардией»?

— 10 лет назад издательство предложило мне написать биографию Аркадия Аверченко, о котором у меня уже были работы и одна небольшая монография. Я выполнила заказ, поступил следующий — на книгу о Саше Черном, поэте-сатириконце, коллеге Аверченко. Когда и «Саша Черный» увидел свет, оказалось, что в этой книге помимо Аверченко (что закономерно и объяснимо) повсюду присутствует Куприн, с которым Черный дружил. В издательстве вспомнили, что последнее жизнеописание Куприна выпускали очень давно, еще в 1981 году. Мы вместе уточнили, что с тех пор ни одной новой биографии не было… Так герои по этакому «принципу матрешки» являли читателю друг друга, а у меня появилась биографическая трилогия. И каждый раз идея с выбором героя принадлежала одному из редакторов издательства Вадиму Викторовичу Эрлихману.

Аркадий Аверченко

Это действительно трилогия: книги даже по объему почти одинаковы, и оформление у них единое, фирменное. А вот по содержанию они разные. «Куприн» написан иначе, нежели «Аркадий Аверченко» и «Саша Черный». Там нужно было изложить максимум информации, потому что о героях не было известно почти ничего; здесь же нужен был скорее захватывающий сюжет и переосмысление трактовок и мифов.

Я следила за тем, чтобы не повторять работ о Куприне, написанных до меня. В основном, они написаны в советское время. Неизбежные для тогдашнего литературоведения принципы народности и партийности, конечно, убивали живого человека. Встречу с более-менее живым Куприным смог подарить один Олег Михайлов, автор предыдущей ЖЗЛ-вской беллетризованной биографии писателя 1981 года. Но и Михайлов был не свободен, конечно. И потом не было еще того материала, что есть теперь. К примеру, эмигрантского наследия Куприна, которое сейчас в значительной степени переиздано. В том числе стараниями вашего, пензенского куприноведа Татьяны Александровны Каймановой. Полагаю, что она — и есть самый авторитетный куприновед сегодня. Я читала ее «Купринскую энциклопедию» — это подвиг исследователя!

Обычно я посещаю места, где прошло детство героя. С Аверченко мне повезло — я сама родилась и живу в Севастополе; а вот в Одессу и Житомир, где прошли детство и юность Саши Черного, конечно, ездила и прошла всеми его маршрутами и адресами. Детство — это не просто важно, это ключ к пониманию характера.

Саша Черный

— Можно ли сказать, что вы любите писателей, о которых пишете?

— О любви я могу говорить только в связи с Аркадием Аверченко. Да, это с юности один из моих любимых писателей, к тому же он мой земляк, севастополец. Моя книга о нем — первая отечественная биография в принципе. О нем почти ничего не было известно, а теперь я горжусь тем, что сумела детально воссоздать многие эпизоды его биографии, да еще и опубликовать огромное его наследие, скрытое от нас свыше 90 лет.

Биография Саши Черного — тоже первая в мире. С моей стороны поначалу не было никакой к нему симпатии, работа шла вяло, пока в какой-то момент вдруг не нашлись точки соприкосновения. У нас общие нелюбовь к публичности и фамильярности, самоирония и усталость от общения, любовь к собакам и морю. И в результате, как утверждают мои читатели, любовью автора к герою в этой книге просто залито всё.

Александр Куприн

— Как строилась ваша работа над «Куприным»?

— Куприным я занималась и раньше; в 2011 году писала его биографию для киевского журнала «Личности». Потом мне в университете предложили читать курс «Литературное краеведение», для которого я написала учебник «Севастополь в судьбе и творчестве писателей Серебряного века». Там была глава о Куприне, и «Молодая гвардия» заинтересовалась этим материалом. Но тогда он показался сугубо местным, локальным, крымским. Теперь же, после нашего возвращения в Россию, этот материал оказался востребованным. Мы сочли, что нужно напомнить российскому читателю о том, какую роль сыграл Крым в истории нашей литературы. И мы напомнили: в биографии «Куприн: Возмутитель спокойствия» много Крыма, а заканчивается она виртуальным возвращением писателя в Балаклаву. Так мы — нынешние крымчане — поблагодарили Александра Ивановича и за «Листригонов» и за «Белого пуделя» и за другие произведения о нашем крае. Теперь, на основе книги, у меня возник целый авторский проект «Встречайте: Куприн!», цель которого — популяризация творчества писателя в Севастополе и Крыму. В нем принимают участие мои студенты, школьные учителя, журналисты, экскурсоводы.

— Как долго вы писали эту книгу?

— Обычно автору дается на подготовку рукописи 1 год. С «Куприным» работа затянулась по форс-мажорным обстоятельствам: я доделывала его в условиях «блэкаута». Как раз на середине рукописи, когда я описывала революционные годы в судьбе героя, у нас пропал свет. В этом, впрочем, были свои плюсы: многие бытовые лишения, которые пришлось пережить Куприну, в тот момент переживала я сама. Это сближает и позволяет вернее судить о жизненных коллизиях.

У памятника Куприну в Балаклаве

— До конца ли вы поняли Куприна — или он по-прежнему остается для вас загадкой?

— Да, он загадка. Разве могу я — женщина — до конца понять мужчину, да еще и жившего сто лет назад? Я могу только приблизиться на почтительное расстояние. Мы ведь даже не имеем точного представления о том, как эти люди выглядели. Куприна, к счастью, хоть на кинохронике можно увидеть, хотя его облик в 1937 году, в момент возвращения из эмиграции в Москву, уже мало о чем говорит. И тем не менее говорит. Есть мимика, жесты, походка, осанка, ведь фотографии этого не передают. Я, кстати, в процессе работы сортирую по отдельным папкам все фотографии героя и людей из его окружения по годам, потом внимательно их изучаю. Любая деталь может дать толчок к пониманию характера: как держит папиросу, чем украсил петлицу пиджака, какая обувь… И постепенно люди со снимков становятся живыми. Фотография может и миф развенчать. Например, Куприн всегда утверждал, что у него орлиное зрение. Однако есть его юношеский малоизвестный портрет, где он в очках.

Я пересмотрела все фильмы, где актеры создавали образ Куприна. В моей книге есть обзор этих ролей: Григорий Гай, Армен Джигарханян, Михаил Пореченков. Все — разные, и каждый по-своему увидел характер писателя.

У биографов есть неписаный закон: своего героя нужно любить. Иначе ничего не выйдет. Но далеко не всегда эта любовь взаимна. У меня, например, взаимность вышла только с Аверченко: он совершенно ощутимо, прямо физически, помогал и продолжает помогать мне в работе над его биографией. Саша Черный капризничал, а Куприн, как мне кажется, прямо сопротивлялся. Сначала у меня сгорел компьютер, вся рукопись исчезла; только восстановила ее — обрушился «блэкаут»… Александр Иванович ненавидел, когда вторгались в его личную жизнь, был очень скрытным, многие факты своей биографии, приукрасив, совершенно исказил.

А вообще вот этот момент сживания с героем — самый интересный и мистический. С одной стороны, ты влюбляешься в тех, кого любил он, и ненавидишь тех, кто его обижал. С другой стороны, ты ведь уже знаешь, чем всё кончится, а он еще не знает. Так и хочется вмешаться в сюжет его жизни, где-то что-то переписать, крикнуть ему: остановись, не делай этого, плохо кончится! Да что там говорить: ты даже знаешь, когда, от чего и как он умрет… Это самый тяжелый момент — хоронить своего героя. От тебя просто кусок души отпадает. Я сцену смерти Саши Черного не могла написать целую неделю.

Художник Василий Вознюк

— Трудно ли совместить научную основательность с яркостью слога, динамичностью изложения?

— Писать так умеют немногие. Ученый всегда в плену стандартов написания научной работы, а они далеки как минимум от сюжетности. Писатель или журналист напишут живо, интересно, цветистым слогом, но, как правило, они не имеют навыка работы с источниками: архивными и другими материалами. Здесь нужны усидчивость и скрупулезность колоссальные. Вряд ли они смогут подняться и до глобального научного осмысления, ибо этот навык приходит только в процессе научной работы. Словом, в идеале биограф должен быть серьёзным и талантливым учёным, умеющим хорошо и интересно писать.

— Как вы относитесь к критике? Может ли автор биографии угодить всем?

— Нет, это невозможно. У каждого поклонника писателя есть право на собственное видение его творчества и личности. Писатель принадлежит всем. Что же касается коллег-литературоведов, то любая дискуссия с ними всегда желательна. Хуже всего равнодушие. Никаких отрицательных отзывов на свои книги, к счастью, я до сих пор не получила. Приятно, что «Куприн», к примеру, сразу после выхода был признан «Литературной газетой» книгой недели в России. А самое дорогое — это отзывы читателей. Например, один из них признался, что читал «Куприна», лежа в больнице, по ночам, когда от боли не мог спать. И не замечал, как наступало утро. Вот это высшая награда.

Художник Василий Вознюк

— 16 мая отмечался профессиональный день биографа. Кого из коллег по серии «ЖЗЛ» вы могли бы отметить?

— Из относительно новых книг серии мне запомнились «Алексей Толстой» и «Михаил Булгаков» Алексея Варламова, «Леонид Андреев» Натальи Скороход, «Высоцкий» Владимира Новикова, «Грибоедов» Екатерины Цимбаевой. Сейчас с интересом приступаю к книге Льва Данилкина «Ленин: Пантократор солнечных пылинок».

Татьяна Мажарова