«Прилепин выводит очень многое охаянное или забытое в истории нашей литературы в поле интерпретации». «Чтобы писать о Шолохове, нужно самому быть немного Шолоховым».

70-летие Михаила Шолохова. 1975 г. М. Шолохов, И. А. Бондаренко и артисты Ростовского театра. Фото В. И. Чумакова. ФГБУК «Государственный музей-заповедник М. А. Шолохова»

Не устану повторять – Захар Прилепин сейчас делает огромного значения работу для нашей культуры. Он выводит очень многое охаянное или забытое в истории нашей литературы в поле интерпретации. Он борется с бесами дурной конспирологии. Он актуализирует, упаковывает для сегодняшнего дня забытых авторов. Всё это безумно важно.

Наша литература о литературе, наша мета-литература крайне немногословна. Как это ни странно. Она оживает только в случаях лихой иномирной провокации. Оживает и реагирует. Не будь таких провокаций. Наша литература о литературе ограничивалась бы только скучнейшими и не любопытными академическими штудиями для нескольких десятков профессиональных читателей.

Нам необходима, если угодно, игра в историю нашей литературы. Нам нужны интерпретации, актуализации её по поводу и без повода. Тем более что есть, во что играть. Материал богатейший, гениев неисчислимое множество. Наша литература даже несколько перенаселена. Она требует постоянного аудита, постоянной переписи. Эти драгоценные камни так и хочется постоянно перебирать, выносить их на свет. Любоваться ими. Очень мало в мире литератур, в которых есть абсолютно всё, в которых можно жить безвылазно без потери в поддержании уровня человечности, культурности, цивилизованности даже.

Но, имея такие запасы, мы не должны лениться. И Прилепин за многих не только умудряется писать на оригинальные темы, но и регулярно выдает шедевры мета-литературы. Их уже набирается на целое собрание сочинений. Это книги о Леонове и Есенине, Мариенгофе, Корнилове и Луговском. Это роскошный и вдохновенный «Взвод», у которого, к счастью, будет продолжение. Теперь же ещё и мощный и ценный том о Шолохове.

Как и в книге о Есенине, здесь Прилепин опять на тысяче страниц бесспорно и триумфально демонстрирует абсурдность и просто невозможность малейших сомнений в авторстве «Тихого Дона». Он выносит к чертовой матери все эти потуги найти другого автора великой книги. Теперь просто глупо и подло петь эту песенку подлецов и негодяев.

У нас как-то принято считать, что писатели должны питаться святым духом. Им вообще грешно быть успешными и состоятельными. Откуда это пришло, понятно. Но инфантилизм подобного убеждения уже даже не кажется смешным. Прилепин же не чурается экономики и даже политэкономии шолоховского творчества. И это очень хорошо, даже свежо и полезно.

Когда погружаешься в эти рациональные материи, как-то меньше хочется разводить словеса о признанности и непризнанности, опальности или обласканности, контркультурности или мейнстримовости. То же касается и социологии творчества. И здесь Прилепин демонстрирует то, как работала советская писательская иерархия, и это очень интересно. Шолохов показан в социуме, в большом социальном контексте, в социальном и институциональном даже пейзаже.

У нас как-то немного говорят о международной славе Шолохова. Ещё до Нобелевской премии. Кстати, и в эмигрантских кругах тоже. Но далеко не только. И насколько же провинциальненькими и меленькими оказываются все наши аборигенно-западнические критики великого писателя. Меленькими и мелочными, но, надо это признать, неутомимыми.

Вообще Прилепин виртуозно, но весьма деликатно показал одну родовую примету нашей литературы и даже всей культуры – непростительность успеха. Успех у публики у нас почитается непростительным. За успех обязательно последует расплата. В нашей культуре есть одна допустимая разновидность успеха – посмертный успех. Прижизненная популярность – черная метка для автора. Успеха следует стыдиться. У нас не умеют делать успех, радоваться успеху. Книга Прилепина – это, в числен прочего, история успеха и даже триумфа. Прилепин не чурается этой грани своей книги.

А ещё Прилепин демонстрирует, заботливо собирает шолоховскую сложность, его неуловимость для политизированных, зараженных дурной нашей интеллигентностью авторов. Прилепин в очередной раз приглашает нас к сложности. Он и сам такой же. Он опознал в Шолохове своего. Он всегда сложнее, чем подают его нам на наши читательские столы всевозможные публицисты из соцсетей и других душноватых сред. Стало трудно среди огромного, гуманитарно опалённого и опыленного народонаселения, мнящего себя специалистами в пиаре и прочем подобном.

У нас сейчас царит вакханалия гуманитарной псевдо-искушенности. Вся эта огуманитаренная розница рыщет по Интернету в поисках «жертв» и «светочей», беспрестанно обижается, вскипает гневом и впадает в почти рабскую апологетику. Но…и это пройдет. Но все же изрядно утомляет. Прилепин же не унывает и подает роскошно сервированного и приготовленного сложного Шолохова на наш стол. Нате! Опознавайте. Не подавитесь.

И ещё. До чего же хорошо эта книга написана! До чего же она увлекает. Для решения авторской задачи требовалось обильно цитировать самого Шолохова с его густым и наваристым языком, а потому нужно было соответствовать. Удалось. И более чем.

Приходится, да, эгоистично, но ждать новых книг Прилепина о книгах и писателях в социальном пейзаже.

Евгений Фатеев, «Завтра»

 

«Шолохов. Незаконный» – это почти художественная проза, основанная на реальных событиях

Шолохов с дочерью Светланой. 1949 г. Государственный музей истории российской литературы имени В. И. Даля

Чтобы писать о Шолохове, нужно быть немного Шолоховым: прорасти кореньями в свою землю и фанатично жить всю жизнь в одном месте; нарожать четверых детей в законном браке; безбашенно рваться на войны, ненужно рисковать; иметь иммунитет к звёздной болезни и особенное строение глаза, позволяющее видеть чуть шире и сложнее, чем остальные; блистать невероятной эрудицией и чертовски цепкой памятью, но главное – любить людей, Родину и мастерски владеть словом.

Чтобы писать биографии других писателей, будучи писателем, нужно иметь полностью атрофированное чувство зависти и гипертрофированную способность восхищаться.

Казалось бы, до меня об этой книге уже всё сказано: «кинематографична» – да, она написана так зримо и драматургично, что, читая, невольно смотришь своё внутреннее кино; «Прилепин борется с дурной конспирологией» – да, это почти христианское послушание: возвращать оклеветанным их честные имена; «биография являет нам образчик живого литературоведения» – да, этот труд, как и предыдущие о Есенине, Мариенгофе, Корнилове, Леонове и других, тянет на докторскую диссертацию, причём отдельно стоит отметить академическую аккуратность Прилепина: бережное цитирование и ссылки на предыдущих исследователей.

Короче, всё это так.

Но что выделяет «Незаконного» среди аналогичных биографий, написанных другими авторами?

Во-первых, Прилепин, повествуя о собратьях по перу, будь то Шолохов или Есенин, всё время проговаривается о себе. Выдаёт рецепты построения текста и даже секреты писательской психологии.

Во-вторых, он каждой такой огромной книгой признаётся в любви другому человеку. Тому, о котором пишет, которым восхищается. И в этом, безусловно, есть что-то эллинское.

В-третьих, не удивляйтесь, при всей прилепинской маскулинности, даже брутальности, иногда в повествователе просыпается ребёнок, который нашёл диковинный морской камешек и бежит радостно делиться сокровищем: «Смотрите, что я нашёл! Порадуйтесь вместе со мной!»

Книга о Шолохове – не только биография русского литературного гения, это попутно учебник истории и энциклопедия русской литературы ХХ века. От такого количества фактов порой рябит в глазах, как от езды на большой скорости.

Книга, по сути, начинается портретом Шолохова. А портрет начинается с самого главного. С отличительной особенности. Так художник не набрасывает карандашом эскиз, а пишет лицо с родимого пятна, с выжженной брови или родинки над губой. У Шолохова удивительно цепкая память.  Гипертиместический синдром (Прилепин даже медицинский термин уточнил). Третья страница, а читатель понимает, что биограф взялся всерьёз. Эти мелочи выдают качество работы, как аккуратный стежок выдаёт, что платье от кутюр.

Далее Прилепин так детально, точно и густо описывает нюансы и подробности, делает такой немыслимый сравнительный анализ текста и реальности, что это работа не исследователя, но опытного детектива. Мелькают знаковые для начала века имена и всё те же топонимы, бывшие и снова ставшие «горячими точками».

Биография Шолохова как контурная карта, которую надо раскрасить историческими красками с географической точностью.

Если в самых первых главах Шолохова ещё как бы нет – есть его генеалогия, его география и вихри истории вокруг него, то затем – вот он, начинает проступать. Шутник, балагур, артист, влюблённый мальчишка.

Погружение в эпоху неизбежно приводит к читательским изумлениям. Мы за время перестройки и распада Союза, сменившие символ веры, свято уверовали в тоталитарный совок, отсутствие демократии и что там ещё. И вдруг Шолохов своей жизнью, а главное – творчеством, разбивает наши кукольные представления о том времени.

Для Шолохова не было запретных тем, пишет Прилепин. Для Шолохова не было языковых табу. Герои Шолохова матерятся, грешат, убивают, страдают – живут.

Прилепин любовно перебирает цитаты из произведений.

Если вы были когда-нибудь на профессиональной дегустации вин, вы помните ощущения. Вот тебе по очереди – от светлого и сухого к красному креплёному – наливают в бокал вина и рассказывают не только характеристики, историю создания и так далее, а и – что ты чувствуешь. И ты сидишь: точно… верхняя нота… да-да… Перекатываешь языком вино, заметно поумнев. Как будто рецепторы отрастили уши и стали послушными. Вот и «Шолохов» так: Прилепин цитирует текст – и ты словно заново (впервые) видишь эти гениальные абзацы.

Михаил Шолохов – это, безусловно, русский бренд, от которого современная Россия отказалась. В книге перечислена немыслимая статистика его переводов, тиражей, гастролей по миру. Мы сегодня даже не представляем масштаб всемирной популярности писателя при жизни.

Невероятными кажутся личные отношения Шолохова и Сталина, Шолохова и Хрущёва, Шолохова и Ежова.

Прилепин беспристрастен. Он живописует и гражданскую, и репрессии, и подковёрные войны в советских литературных кругах, пытки и допросы во время великих «чисток». Страшная, великая, грандиозная эпоха предстаёт перед нами.

Отдельно разбираются щекотливые темы: вроде как общепризнанный антисемитизм Шолохова, его отношение к украинству, поведение этого лауреата Сталинской премии после «отмены культа личности», его упрямый консерватизм и почвенничество.

Шолохов огромен. К концу книги понимаешь это уже совершенно отчётливо.

Заключает книгу интервью с дочерью писателя (рифма с дневниками Галины в конце «Обители»).

В этой биографии Прилепин работает zoom’ом – приближает в объективе лунные кратеры, чтобы мы лучше рассмотрели; выступает иконописцем – пишет не портрет, но лик Шолохова; становится блестящим адвокатом из американского фильма, выступающим перед присяжными заседателями (нами, читателями); сталкером заводит нас в такие дебри эпохи, куда сам и не сунулся бы.

«Шолохов. Незаконный» – это почти художественная проза, основанная на реальных событиях.

Это обязательно нужно прочесть.

Киана Николаева, #ВашиНовости