Прозаик Валерий Попов – из когорты питерских шестидесятников. Вся молодость Довлатова прошла у него на глазах. Один одаренный автор вспоминает о другом одаренном, потенциал скандальности книги стремится к нулю — мемуары и мемуары. Тем не менее родственники покойного, владельцы авторских прав (в первую очередь, вдова Довлатова), сразу отнеслись к готовящейся публикации с большим подозрением. И даже пригрозили затаскать «молодогвардейцев» по судам, если хоть что-нибудь выйдет из печати без согласования. В итоге  были серьезные купюры в самом тексте Попова, с которыми пришлось считаться и автору, и издательству.

— Выпустив биографию Довлатова, вы изменили своему литературному герою «Валерию Попову». Это до сих пор многим не дает покоя, хотя книга уже прочитана и оценена по достоинству.

— В рецензиях на книгу, которые я видел в интернете, одно из главных обвинений в мой адрес — это то, что книга дышит авторским самодовольством, что автор много говорит о себе и любуется собой, меньше — героем. Да, это правда, я потешил себя. Мне хотелось еще раз прожить лучшие годы, но уже в книжке — это моя корыстная цель. Полюбоваться замечательной компанией, местами нашей гульбы. У Толстого есть такая фраза: «Без любви к себе ничего не делается». Так что это, конечно, один из стимулов любой книги — любовь к себе. Думаю, что если бы мы все себя и друг друга не любили, то не было бы того успеха. Вот и ответ.

— Из книги много чего вырезано на этапе согласования с родственниками. О каких утраченных частях жалеете больше всего?

— Два самых главных куска — о любви в семье и о работе Довлатова. Из книги вылетел единственный кусок, где Довлатов говорит о любви к Елене всерьез, без юмора. Очень теплая, очень светлая любовная история; Сергей писал из Вены, покинув СССР, — видимо, был взволнован и измучен.

Этот фрагмент изъят Еленой Давыдовной [Довлатовой] зря; на первый план выходят другие романы Сергея — что, по-моему, проигрышно. В Интернете на эту переписку — несколько миллионов посещений. И еще переписка с Игорем Ефимовым [изъята] — это, по-моему, единственная переписка, где идет речь о работе. Там механизм работы Довлатова над крупными вещами, что очень важно, ведь Довлатов — гений маленьких рассказов…

— Многих не устроило то, как вы оцениваете мотивы отъезда Довлатова из России.

— Я не хотел повторять то, что общеизвестно. Что общеизвестно, то неверно, говорил Оскар Уайльд. Эти слова часто любил повторять Довлатов. Я не считаю, что Довлатова в России затолкали, а там, в Америке, он расцвел. Это неверно. Здесь у него не было удачных произведений. Он должен быть благодарен судьбе, что его рано не стали публиковать. Вышла бы таллинская книга, и он, как Гоголь, сжег бы ее. Все его неудачи были гениальными удачами.

«Победы неудачника» — такая статья у меня была о нем. И здесь я пишу о том, что главный мотив отъезда Довлатова в Америку не в милицейских преследованиях и не в том, что дела его в России шли плохо. А в том, что он решил стать первым парнем на деревне. И правильно сделал, что уехал. Здесь, в России, он еще долго был бы в длинном списке, как сейчас говорят.

— Вы еще очень жестко описываете жизнь своих друзей и знакомых, покинувших Ленинград и перебравшихся в Америку.

— Бытовые проблемы ударили по людям в Америке очень сильно. Наши писатели попали там в несветлое будущее, стали его испытателями и первыми получили по лбу. У нас сейчас то же самое: адрес проживания и марка автомобиля решают твою судьбу.

Довлатов писал, что важно было переехать в Квинс — буржуазный район Нью-Йорка. Но, когда я приехал в Квинс уже после смерти Сергея, район стал индийским, фиолетовым, с загадочной музыкой, с сомнамбулическими существами. Европейцев там уже не замечали. По моему мнению, попасть в Нью-Йорк — как в Африку перелететь. В нью-йоркском метро поезда уходят от одной платформы в четырех направлениях — можно уехать не туда! Этот город все время держит тебя в напряжении. Довлатова это подкосило. Его убил грохочущий Вавилон — безжалостный и равнодушный. Вот этого я не хотел скрывать.

— И все же, какое место занимает Довлатов в литературе XX века?

— Второй русский нерусский писатель после Набокова. Довлатов — тот дичок, что привился к американскому стволу. Он многое отбросил от русской литературы, многое не взял с собой. Все то, что грузит, как сейчас любят выражаться, — совесть, проблемы, государство, ответственность за поступки людей, — он отбросил. Мораль он оставил в Совдепии.

И вот эта легкость, с которой он перелетел океан, делает его сейчас колоссально популярным. Он отцепил тот грохочущий прицеп, называемый традиционной русской литературой.

Вышел аморальным, легким, блистательным, безответственным. Этим он всех купил. Как ящерица, сбросил хвост. Он отрубил этот тяжелый хвост, который не дал бы ему так легко пересечь океан. Для этого и нужна была Америка.

— Сами вы не считаете свою книгу скандальной — несмотря на то, что именно так она воспринимается большей частью аудитории?

— Не понимаю, почему это возникло. Друзья говорят, что книга легко и азартно читается. Я постоянно призываю показать мне хоть строчку или абзац, порочащие Довлатова, что-то скандальное. Все очень любовно и точно. Как мне объяснили после интервью на радиостанции «Свобода», я разрушил некоторые стереотипы демократического движения.

Например, что в советское время могла быть хорошая литература и веселая жизнь. Было очень плохо, а я пишу, что было очень неплохо. Мне сказали, что своих родителей я хвалю — как твердых, самостоятельных и веселых свободных людей. Они не могли быть такими. Мне объяснили, что в то время могло быть только так — или ты пытал, или тебя пытали. Постулат прогрессивно мыслящей интеллигенции стал узковат для меня.

Но где клевета или диффамация? В книге есть восхищение. Я еще раньше написал о Довлатове: «Кровь — единственные чернила». Не прольешь кровь, ничего не напишешь. В каждой книге он как будто что-то отрубал, отрезал от себя. Чтобы написать «Компромисс», он должен был бросить таллинскую семью и дочь. Может быть, это кажется диффамацией? Каждая его книга — отрубленный палец, говоря образно.

Читайте также: Годы труда и накала страстей. Валерий Попов – к 95-летию «Молодой гвардии»

— Вам как писателю это хорошо известно.

— Я тоже могу перечислить те органы, которыми я заплатил за ту или другую книгу.

— А чем вы заплатили за книгу о Довлатове?

— За Довлатова я заплатил ушами. Затрещали, заболели мои уши, много налетело ерунды. Честно говоря, с самого начала я был настроен не совсем гладко, но не воинственно. Отчасти, конечно, я нарывался. Мне надоело спорить с теми, кто считает, что в Ленинграде не было литературы. Я устал повторять — она была блистательной! Были и Виктор Конецкий, и Андрей Битов, и Виктор Голявкин, и Владимир Уфлянд, до десятка блистательных поэтов.

В Нью-Йорке у Довлатова не было такой компании. На тот момент Нью-Йорк в литературном плане был деревней. Если бы Довлатов остался в России, он был бы жив, но не стал бы Довлатовым. Россия для него — это заквашивание. Жестокий и жаркий Нью-Йорк — выпечка. У него все просчитано правильно. Гений ошибок не делает.

— Вы считаете, что Довлатов победил?

— Да! От 1990-х годов остался он один. Молодые читают Довлатова, ну еще про волшебника Гарри Поттера. От 2000-х останется опять же Довлатов — и в метро, и в парте, везде. Он победил. Мы свои книги, видимо, перегрузили.

P.S. Все книги «МГ—Next» – здесь.