«В родном издательстве всё было необычно»
В 2017 году старейшему отечественному издательству «Молодая гвардия» исполняется 95 лет. За эти годы изданы два с половиной миллиарда книг, которые оставили заметный след в жизни нескольких поколений не только читателей, но и писателей. О вехах своего сотрудничества с «Молодой гвардией», об истории написания своих книг — вспоминают наши авторы.
Ольга Ярикова — редактор, переводчик, публицист:
— Для меня «Молодая гвардия» на долгие годы стала без преувеличения родным домом. Я пришла сюда работать сразу по окончании института, и издательский процесс захватил меня — иначе и быть не могло, потому что я оказалась в центре необычайно насыщенной культурной жизни, где можно было увидеть и послушать всех и вся, начиная от академика-иммунолога Рэма Викторовича Петрова или хора Владимира Николаевича Минина и заканчивая самыми известными и читаемыми писателями, поэтами и публицистами. В «Молодой гвардии» всё было необычно: авторы, сотрудники, мероприятия, способы общения, условия работы, здесь не практиковалось традиционное чинопочитание, все были меж собой сотрудниками и соработниками.
Я окончила факультет международной журналистики МГИМО в 1976 году. И хотя в институте я была на хорошем счету, распределить меня собирались чуть ли не в бюро переводов Института ядерной физики: девушки с факультета международной журналистики могли хорошо распределиться либо замуж, либо по очень серьезному блату. Из всех моих однокурсниц в профессии (и то на какое-то время) осталась лишь моя лучшая подруга Алена Кругликова, которую взяли на работу в АПН, где одновременно начинал свою трудовую деятельность окончивший факультет журналистики МГУ Виталий Третьяков.
Замуж я не собиралась, а блат у меня все же нашелся: однокурсник моего старшего брата Вадим Серафимович Дунин дружески общался с заместителем главного редактора «Молодой гвардии» Стемарой Степановной Зайцевой. Она курировала только одну редакцию, пионерской литературы, где была свободна ставка младшего редактора. Мне было странно тогда узнать, что работать в издательстве — месте, о каком я практически ничего не знала, — мечтают очень и очень многие, в основном дочери и жены писателей, а также будущие гении, завсегдатаи Центрального дома литераторов, люди совсем из другого мира, чем тот, в котором вращалась я. В то время я уже совершенно точно знала, что не хочу работать в газете, как мне мечталось в семнадцать лет, но при этом не имела ни малейшего представления о том, чего хочу, — в отличие от героя моей книги Юрия Полякова. Когда, работая над его биографией, я узнала, что он распланировал свою жизнь чуть ли не с пятого класса и последовательно шел к своей цели, я прониклась особым уважением и к нему, и к его школьной учительнице, которая была ему старшим другом и советчицей. Увы, у меня такого стратега-советчика в жизни не было, ни тогда, ни позднее, хотя со своей учительницей литературы и русского я дружу по сей день.
Если бы мне кто-нибудь сказал тогда, что я задержусь в издательстве почти на тридцать лет, я бы, конечно, не поверила: сотрудницей издательства я себя не видела, а тем более младшим редактором редакции пионерской литературы. В институте я получала повышенную стипендию, незадолго до этого — летом 1974-го — в числе лучших студентов факультета работала в пресс-центре, освещавшем визит президента США Ричарда Никсона и располагавшемся в отеле «Интурист» на улице Горького, где мы чуть ли не по трешнице за штуку (это очень дорого, «Правда» стоила две копейки!) могли купить себе самые знаменитые в те времена газеты: Washington Post, New-YorkTimes, Monde и Figaro, освещавшие тот визит. Моим любимым писателем был еще не переведенный на русский Джон Фаулз, я читала по-французски Сартра и Ионеско и ездила с приятелями-однокурсниками в Звездный городок смотреть полулегальный спектакль «Лифт» (The Dumb Waiter) по Пинтеру. Ну при чем тут пионерская литература?!
Стемара Степановна это прекрасно понимала, и вначале она устроила мне встречу с заведующим редакцией зарубежной литературы Вадимом Алексеевичем Пигалевым: там тоже только что освободилось место младшего редактора. После собеседования Вадим Алексеевич предложил мне написать заявление. Но Стемара Степановна почему-то этому не обрадовалась. Пряча глаза, она сообщила, что обольщаться не следует: на место младшего редактора в зарубежную редакцию претендовали сразу несколько человек, в том числе сотрудницы издательства, у которых было гораздо больше шансов его получить. А потому она порекомендовала мне на следующий день пойти на собеседование к заведующему редакцией пионерской литературы Александру Гавриловичу Давидюку. Пионерский заведующий мне не глянулся: в отличие от вальяжного красавца (в недавнем прошлом — актера Одесского драматического театра) Пигалева, он был невелик ростом, худощав и лапидарно прост. Про себя я тут же прозвала его «революционным матросом». Мне даже кажется теперь, что у него из горловины рубахи виднелась тельняшка, — впрочем, это вполне может быть аберрация памяти.
Когда Давидюк предложил не сходя с места написать заявление и в понедельник выйти на работу, я растерялась. Правда, Стемара Степановна заранее проинструктировала: если предложит, пиши. И я, скрепя сердце, написала, понимая, что зарубежки мне уже не видать. Сказать, что меня взяла досада, значит ничего не сказать. Мир и люди вокруг казались в те минуты навсегда и безвозвратно враждебными. В довершение у меня не было двушки, позвонить маме на работу. Сдерживая слезы, но еще не рыдая, я купила мороженое «Лакомка» за 28 копеек, позвонила со сдачи, и мамы как назло не оказалось на месте! Мороженое полетело в урну, а я брела без всякой цели по Садовому кольцу, орошая его своими горючими слезами.
В понедельник я в пионерскую редакцию не вышла, а, набравшись смелости, позвонила Пигалеву. Он отвечал как-то странно, но всё же велел перезвонить через пару дней. Так тянулось две недели. Время шло, я нервничала. Трудоустройство в то время было делом непреложным и ответственным, а получить диплом без направления на работу считалось чуть ли не черной меткой: пойди потом, устройся хоть куда-нибудь.
Много позже мне рассказали о немой сцене у директора издательства Валерия Николаевича Ганичева, когда два заведующих редакциями трясли друг у друга перед носом моими заявлениями. Думаю, потом это был для обоих отличный повод посмеяться.
И вот наконец Вадим Алексеевич велел мне выходить с понедельника, 19 июля. Эту дату я запомнила навсегда, потому что именно с этого дня началось мое посвящение в профессию. В обязанности младшего редактора входило готовить авторские договора и платежные документы, собирать редакционный совет, вести хозяйство: выстаивая в длиннющей очереди, получать для редакции ручки, карандаши, ластики, замазку, клей, ленты для пишущих машинок и 5-килограммовые пачки бумаги, но главное — делать за редакторами так называемую подчистку. Тогда наши тексты наборщики набирали на линотипах, и по строгим правилам охраны их зрения и здоровья на одной странице допускалось не более двух помарок, в то время как машинистки делали значительно больше, еще более было в тексте «помарок» редакторов, которые отвечали за него чуть ли не серьезнее, чем авторы, и которые вкладывали в свою работу душу. Когда книгу ругали, в те времена было принято риторически вопрошать: «И куда смотрел редактор?!», ну, а уж если хвалили — о редакторе, увы, никто не вспоминал.
Моими рабочими инструментами надолго стали замазка, клей, ножницы и бумага, на которой я печатала редакторскую правку, затем аккуратно вырезая строчки и наклеивая их вместо исправляемого текста. Я отлично усвоила «руку» моих старших товарищей: мэтра перевода Святослава Георгиевича Котенко, Андрея Чигарова и Любы Левко, отвечавших за переводную художку, в том числе за знаменитый тогда ежегодник «Зарубежный детектив». Общественно-политическую литературу редактировала Светлана Глушко, выжимая из нее тонны воды, ну, а художественную публицистику (очерки журналистов-международников) все как-то делили меж собой. Внимательно читала все наши подготовленные рукописи заместитель главного редактора Инна Федоровна Авраменко, при необходимости тоже внося свою редакторскую лепту.
Обрезками бумаги в конце месяца, перед сдачей рукописей в производство надолго заполнялись не только мой рабочий стол в издательстве, но и моя комната дома. Но тогда все мы так жили, не отделяя личную жизнь от служебной. Правда, не все это понимали: мне доводилось сочувственно выслушивать рассказы коллег о странных мужьях, устраивавших женам громкие скандалы и в сердцах рассыпавших по кухне рукописи.
Помимо основной работы осенью приходилось ездить в совхоз «Дмитровский» на картошку или морковку, дежурить в книжном магазине «Молодая гвардия» на Полянке, участвовать в конце месяца в авралах в молодогвардейской типографии, выезжать в издательский Дом отдыха «Березки» на комсомольскую учебу, писать и разыгрывать на издательских вечерах капустники, печь к 8 марта на конкурс пироги, а то и радовать своей выпечкой высоких гостей: у меня сохранилось фото, где я потчую своими пирожными руководителя гэдээровского Союза свободной немецкой молодежи Эгона Кренца и первого секретаря ЦК ВЛКСМ Бориса Николаевича Пастухова. В общем, скучно не было. Ну, а редакторские навыки я получала как бы незаметно для себя, что называется, от учителя к ученику — как известно, именно так учились когда-то ремеслу художники.
Я отнюдь не строила карьеры, а каким-то естественным образом перемещалась из редакции в редакцию и наконец оказалась в «ЖЗЛ», среди людей, которых издали считала чуть ли не небожителями. На самом деле это были обычные люди, но всё же немного особенные, и тот давний состав редакции я вспоминаю с большой теплотой и благодарностью, особенно тех, кого с нами нет: Сергея Артамоновича Лыкошина, Михаила Андреевича Фырнина, Андрея Борисовича Иванова. С какой радостью мы бежали в понедельник на работу! Сколько удивительных людей захаживали к нам на чашку чая! Какие чудесные книги мы издавали! Со многими моими авторами: с Азой Алибековной Тахо-Годи, Юрием Михайловичем Лощицем, Игорем Петровичем Золотусским, Георгием Степановичем Кнабе, Валерием Николаевичем Сергеевым, Алексеем Николаевичем Варламовым, Юрием Владимировичем Лебедевым, Владимиром Ивановичем Новиковым, Вячеславом Васильевичем Бондаренко у меня и после ухода из издательства сохранились самые добрые отношения.
Читайте также:
Продолжение следует…
